Автобусная остановка синей бородавкой торчала на макушке холма, и ветер весело носился между четырьмя столбами. Сквозь дыры в крыше сыпало мелкой моросью, растрескавшийся фундамент прочно зарос грязью и пускал черные слюни-сели на дорогу, словно пытаясь доплюнуть до куцых елочек на другой ее стороне. Стряхивая ржавчину, звякал прикрученный к столбу железный лист. Судя по расписанию, до автобуса оставалось еще полчаса. Дорога была пуста. И Аленка подумала, что зря она затеяла этот побег.
Нужно было сидеть на месте.
Влада ждать.
Надеяться на лучшее.
Она фыркнула и сунула руки под мышки. Холодно. Даже не так – зябко. Предвесенняя сырость просачивалась сквозь толстую шкуру пуховика, липла к коже и пиявкой сосала тепло. Миру хотелось согреться.
Алена подпрыгнула и еще раз. Сапоги хлюпнули в грязи, но теплее не стало. Ветер же толкнул в плечо, точно уговаривая: возвращайся. Назад, в деревню. Прячься и жди!
Надоело! В конце концов, она, Алена, не овца, чтобы ждать, когда придут и убьют. Она устала играть пешкой на чужой доске, и... и она понятия не имеет, что нужно сделать, чтобы остановить игру, но обязательно сделает и остановит.
Для начала доберется до города и поговорит с Мишкой. И Таньку успокоить надо. Танька – она нежная, пусть и кажется сильной. А на самом деле... как оно на самом деле, Алена додумать не успела: на крыше загрохотало, посыпало мелкой трухой дряхлого кирпича, и в следующий миг под ноги Алены плюхнулся черный ком. Зафырчал, отряхивая все четыре лапы единовременно, и зашелся воем.
Спокойно. Всего лишь кот бабы Гэли, который, как все коты, гуляет сам по себе и, должно быть, понятия не имеет, что хозяйка мертва.
Кот забрался на остов лавки и принялся вылизываться. При этом он не спускал с Алены глаз.
– Тоже в город собрался? – спросила она. Кот фыркнул и отвернулся.
Снова потянулось ожидание. Время медленно тянулось за стрелками наручных часов, дорога была пуста, а небо начало темнеть. Серые тучи наступали со стороны елей, и в клочковатой шкуре их то и дело посверкивали молнии.
Плохо.
– Надо возвращаться, – сказала Алена коту, и тот, спрыгнув, шагнул к ней, потерся о ноги и замурлыкал. Надо полагать, выражал согласие.
Наверное, она бы ушла, если бы не пятно света на дороге. Сначала Алена решила, что это автобус, и совсем не обрадовалась – теперь отступить не выйдет. Но по мере приближения пятна – уже двух пятен фар – стало понятно, что едет машина.
Почему она промедлила? И руку вытянула, голосуя? Ведь надеялась же, что не остановится. Но старый «ВАЗ» неопределенного колера замер и загудел, поторапливая случайную пассажирку.
– Вот видишь... – Алена оглянулась на кота, но зверь уже исчез, только из тени донеслось раздраженное шипение.
Дикий совсем.
Она села рядом с водителем, с облегчением подумав, что у «ВАЗов» нет центрального замка и закрыть ее в машине человек, кем бы он ни был, не сможет. Потом высмеяла собственный дурацкий страх и попросила водителя:
– Добрый день. Мне бы в город.
Он кивнул и тронулся с места. Машина медленно поползла по дороге, а Алена принялась рассматривать нового знакомого. Высокий, наверное, вон макушка мало в крышу не упирается. Сидит как-то боком, загораживаясь от нее плечом, словно готов в любой момент выпрыгнуть из машины. Сам светловолосый, лохматый, лица особо не разглядеть. Разве что бледный очень.
И почему молчит? Зря она в машину села. Идиотка. А если это тот самый? Если... попросить остановить? И что дальше? Остаться на пустой дороге между городом и деревней? В преддверии грозы? Небо с каждой минутой становилось все более неуютным, а деревья, выстроившиеся вдоль дороги, шатались, кланялись машине.
Вот дорога полетела с холма, и вдали показался город. Вольготно разлеглась бетонная туша, дышала клубами пара теплостанций, дразнила красными огоньками вышек.
– Вас где высадить? – спросил водитель, не поворачиваясь к Алене. Голос у него был сиплым, простуженным.
Нормальный человек. Случайный. И ничего-то такого не думает. А если и думает, то не станет убивать в городе?
Успокоиться надо. И руки из кармана вытащить, а отвертку, в которую вцепилась, оставить.
Алена назвала адрес, радуясь, что голос ее не дрожит. А когда машина остановилась у Танькиного дома и Алена выбралась наружу, водитель окликнул:
– Погоди. Обронила.
Он протянул конверт, на котором расплывались мокрые пятна грязи.
– Это... это не мое! Не мое!
– Твое, – он с удивительной ловкостью перелез через сиденье и схватил за руку. – Твое. Мне чужого не надо. Бери.
Пальцы-клещи, мокрая бумага. Тухлый взгляд, от которого Алену передернуло.
– И не теряй больше.
Ее отпустили. А машина сорвалась с места, обрызгав напоследок грязью. Алену трясло. Ей хотелось кричать, плакать и напиться. С последним было проще всего.
Конверт она, не раскрывая, швырнула в урну. И запоздало подумала, что зря не посмотрела номер авто.
В квартире Таньки царил бардак. Дверцы шкафов распахнуты, вещи вывалены на пол, перемешаны со старыми газетами, крупами и мукой, которая ровным слоем покрывала дверь перед кухней. На муке виднелись следы туфелек, а из разбитой пятилитровой банки вытекал ручей сока.
– Таня? – Алена остановилась на пороге, не решаясь переступить первый из завалов. – Таня, ты дома?!
Тишина. Бежать. Вызывать милицию. И «Скорую». Или просто на помощь.
Но пока приедут... и ей нужно знать, что с Танькой.
– Танечка, это я! Алена!
Алена перепрыгнула через гору из обуви. Обошла стороной рисовую россыпь, подняла расколовшуюся надвое вазу – Танька привезла ее из Египта и очень любила – и горшок с розой.
– Таня! Ты где?
В квартире что-то звякнуло, лязгнуло и донесся протяжный стон. Алена бросилась на звук.
В зале, на груде шмотья, прижимая к груди осколки гипсовой Венеры – Мишин подарок на годовщину, – сидела Татьяна. Она смотрела в потолок, с которого свисали обрывки проводов, и стонала.
– Танечка, солнышко, ты ранена? Где?
Алена попыталась коснуться, но Татьяна отпрянула, швырнула гипсовой головой и снова завыла. Из глаз ее градом сыпанули слезы, а красные губы скривились обиженной дугой.
– «Скорую» вызвать? Милицию? Танечка, это я, Алена... Таня...
Таня вытянула дрожащую руку, обводя комнату, и снова заскулила.
В комнате, как и в коридоре, царил разгром, и Алена не сразу поняла, что произошло. Люстра исчезла. Телевизор. И плеер. И домашний кинотеатр. И комп – на пыльном столике остался отпечаток клавиатуры. И ноут Танечкин, надо думать, тоже пропал.
– Тебя ограбили?
Танька кивнула и, приняв руку, поднялась.
– М-мишка... с-скотина. Он! У н-него к-ключи. Я з-заснула. С-слышала, как ходят, но... тут что-то... – Танька сунула руку в спутанные волосы. – Как ударили. А очнулась, и тут... это он, я знаю. Подослал
