– Я… это для меня важно. – Агнешка решительно вытерла мокрые щеки. – Извини, но я уже по уши в этом деле.
Вздохнул.
– И даже если я уйду, то не факт, что буду в безопасности.
Спасительная веревка здравого смысла, за которую можно ухватиться обеими руками, восстанавливая утраченное равновесие.
– Варенька видела машину. Запомнила номер. Она умная и запомнила, ведь если дожила до этого времени, то умная. По номеру можно выйти на владельца.
Собственный голос глух, словно из бочки. Но Семен слушает, не спешит возражать.
– Следовательно, дома меня ждут. Скорее всего, ждут. И у сестры тоже.
Извини, Ядка, но ты и вправду под ударом. Надо позвонить. Предупредить. И нельзя. Если заподозрит что-то, то запаникует. А запаниковав, понесется в милицию. Будут проблемы. Уже проблемы. Пропасть шире распахивает объятия, а парапет летит трещинами. И руки – никакие они не крылья – рвут воздух на ошметки.
Спокойно. Не думать о том, что может произойти. Им нет смысла трогать Ядвигу. Присматривать – да…
– И сам видишь, деваться мне некуда.
Захотелось вдруг отвесить пощечину. Это он во всем виноват! Впутал. Втянул. Поставил над пропастью, а теперь захотел сбежать.
Ну уж нет. Агнешка не позволит. Должна же у нее хоть капля характера найтись?
– Позвони ей, – сказала Агнешка.
Стоянка расплескалась озером черного асфальта от красных рифов-гаражей до серых скал-домов. Одинокая яблоня пластала ветви над блестящими крышами машин и изредка сыпала жухлым листом под колеса. Лист хрустел под ногами и, смешавшись с пылью, оседал на ботинках. Скрипели качели. Визжали дети. Заунывно выл запертый на балконе пес.
Сергей вздохнул: чего он ждет? Нужно или заглянуть в треклятую мастерскую, или убраться и свернуть хитрой твари шею. Она заслуживает. Не шея – тварь.
Варенька. Варвара. Варварка, обрядившаяся в шелка, словно змея в новую шкуру. Притворяющаяся безопасной и беззащитной. Лживая. Опасная. Изворотливая.
Но синяки-то были… и слезы на глазах. Прежде Сергею не доводилось видеть, чтобы она плакала. Наоборот, на все обвинения – сначала он, праведным гневом пылая, пытался ее обвинять – хохотала в лицо. Пьяная, пыталась соблазнять. И трезвая пыталась, не столько потому, что интересен был – чуял, что нет, – сколько, чтобы силенки опробовать.
Противно.
Верить или нет? Хоть монету бросай.
Олег постоянно вот бросал, и эта его чудаковатость порой бесила. Порой удивляла. Порой заставляла восхищаться везением.
– Орел или решка? – спрашивал Олег сам у себя и монетку подбрасывал. Высоко. Чтобы почти до потолка, а потом, кувыркаясь, на ладонь. И второй прикрывал, подмигивал хитро, шепотом повторяя вопрос: – Орел? Решка?
Угадать получалось редко.
– Невезучий ты, – ухмылялся Олег, пряча заветный доллар – особенный какой-то, объяснял по пьяни, но Сергей не слушал – в бумажник. – Твое счастье. Большое везение не всегда на пользу.
И мрачнел, точно вспоминая что-то этакое.
Подвело, видать, везение. И монетка, кувыркнувшись, не той стороной легла, направив по ложной дорожке. А Сергею теперь эту дорожку искать. И как знать, не начинается ли она за дверью мастерской?
Сергей нащупал в бумажнике пятак, подбросил, загадав: если решка, то идет проверять Варенькины сказки, а нет, так нет.
Выпал орел. Сергей хмыкнул, сунул пятак обратно в бумажник и вышел из машины. В удачу он не верил.
Заперто. Дверь фанерная, а замок амбарный с блестящей дужкой и темным глазом-отверстием. Ключ нашелся под ковриком. Сергей снова хмыкнул, натягивая хирургические перчатки. Ноги предусмотрительно вытер о грязную тряпку у соседней двери.
Поворот. Щелчок. Беззвучное скольжение по натертому линолеуму пола. Резкая вонь в нос. Точно в деревенский туалет попал, причем давно не чищенный.
– Эй, есть кто дома? – Сергей постучал в дверь. Прислушался. Тишина.
Вошел. Притворил дверь за собой. Замок положил на пол. Огляделся.
Грязно. Выцветшие обои, мутное зеркало, хватанувшее отражение, чтобы исказить его до неузнаваемости. Старая мебель. Холсты. Картины.
У первой Сергей задержался надолго. Сумрак коридора искажал и без того искаженное лицо, подчеркивая круглые глаза и вялый рот, обвислые щеки, стекающие на блюдо, и лысоватый, скользкий лоб, по которому ползла муха. Голова лежала на блюде, и безголовый человек протягивал ее, словно предлагая отведать.
Мерзость и безумие. Или искусство? Олег бы точно сказал, он в искусстве разбирался.
Олег в костюме шута отплясывал в стеклянном шаре. Позади черным строем стояли красно-бурые лица, замаскированные под колоду карт. Шут был крохотным, ладонью накрыть можно, но сомнений не оставалось – Олег.
И он, но уже при мантии и короне, строго взирал с другого портрета.
А обрюзгшая, расползшаяся дама червей – Варенька. Старая и мерзкая. Настоящая. Видать, тот, кто писал эти картины, умел заглядывать дальше лица. Но тогда кто эта черноволосая девица с восточным разрезом глаз? И почему из живота ее торчит пчелиное жало, а в глазах отражается Олегово лицо?
И кто безликий человек в ковбойской шляпе? Человек маленький, а шляпа большая, и левая рука тоже. И монета на ней выделяется белой каплей света.
С живописцем определенно стоило побеседовать. Но для начала – завершить осмотр квартиры.
Впрочем, больше ничего интересного в комнатах не обнаружилось. Несколько полотен – буйство цветов и безумных форм, десятка два почти чистых холстов. Кисти. Краски. Одежда. Пакетик с травкой. Разломанный сотовый. И каталог «Нумизмат» за позапрошлый год. Сергей пролистал интереса ради. Ничего: ни пометок, ни вырванных страниц, ни затесавшихся визиток.
С телефоном еще хуже. На сим-карте пусто, сам аппарат, судя по внешнему виду, восстановлению не подлежал. И когда Сергей почти уже решился покинуть квартиру, он услышал знакомую мелодию.
Варенька?
Нет, не сама – та, что на портрете, исключение – телефон. Ее любимая песенка. Совпадение? Нет. Вот и аппарат, крохотный, лаково-алый. И номер высветился. Неопознан.
Сергей нажал на кнопку вызова. Раздалось:
– Варенька? Алло. Что-то ты нас забыла. Или бумаги не нужны?
Голос незнакомый. И мужской. Интересно выходит.
Незнакомка на пчелином жале подмигнула.
– Если нет, то скажи, и я от тебя отстану. А ты от меня. Если да, то давай встретимся. Условия прежние. Алло?
И Сергей решился.
– Давай. Встретимся. Только про условия повтори.
– А Варя где?
– Уже нигде. Так что ты хочешь?
– Ты кто такой вообще? – спросил незнакомый мужской голос у Семена.
– А ты?
Агнешка пожала плечами и попыталась нарисовать что-то в воздухе. Семен не очень понял.
– Так что, – продолжал допытываться незнакомец. – Встречаемся? И чего там с условиями?
Агнешка замотала головой, но Семен ответил:
