теми же кристаллами. Верхняя полупрозрачная и асимметричного шитья, слева подобрана крохотными бантами, справа спускается тончайшей вуалью.
Он снова раздевал Марину. И снова она не сопротивлялась, глядя на платье.
Красивое.
Никто никогда не дарил ей ничего, настолько красивого.
А в коробке лежали и туфельки, и фата. Точь-в-точь такая, как Марине мечталось. И даже крохотный цветок-заколка из все тех же кристаллов имелся.
Холодная ткань коснулась кожи. Его руки умело управились со шнуровкой. Потянули.
– Выдохни. Не туго?
– Нет, – ответила Марина, глядя на свое отражение в зеркале.
– Ты красавица. Обуй. И погоди…
Белый туман фаты окружил ее, укутал теплом, от которого внутри что-то хрустнуло, громко, как будто раскололось пополам стеклянное сердце. И слезы подкатили к горлу.
Марина и вправду красавица. А красавицы не убивают чудовищ. Они превращают их в принцев.
Человек, стоявший сзади, обнял Марину и, положив голову ей на плечо, коснулся губами уха.
– Ты прекрасна, любовь моя, и греха на тебе нет… нет ни на ком из тех, кто свободен. Мы ведь свободны?
– Да, – ответила Марина, закрывая глаза.
Мечта почти исполнилась.
Дома было пусто и грустно. Квартира казалась как никогда чужой и неуютной. Агнешка ходила из комнаты в комнату, трогала вещи, удивляясь тому, сколько их набралось. Откуда? И зачем? И когда? И что с ними делать?
А с собой что?
Позвонить Семену? Он сказал, что все хорошо, и отключился.
Позвонить на работу? Нет. Не сегодня. Не сейчас. Возможно, вечером или даже утром. Она обязательно позвонит и соврет, а ей поверят. Точнее, не поверят и будут орать, но потом сообразят, что другую дуру на такую зарплату найти сложно. И когда эта мысль прочно обоснуется в начальственной башке, Агнешку простят и позволят вернуться.
Штраф наложат, это да.
И вспоминать ее «загул» станут долго, но…
Позвонить Ядвиге? Нет! Здесь ложью не отделаешься. Придется рассказывать. Но что и сколько говорить? И где остановиться? И как врать, ведь Ядвига точно знает, когда Агнешка врет, а рассказывать все никак невозможно.
Ну и что делать?
Агнешка не делала ничего.
Заглянула в ванную комнату. Открыла краны. Постояла, глядя на текущую воду, и краны закрыла. Добралась до кухни, сделала себе кофе и, попробовав, вылила в раковину.
Набрала знакомый номер.
Ничего.
Слушала гудки. Считала. И когда почти уже отчаялась, ответили.
– Привет. Это снова я. Я волнуюсь!
– Не надо волноваться, – ответил Семен. – Со мной все в порядке. А ты как?
– Нормально, – Агнешка вскочила и снова села. – Я дома. Мне приехать? Слушай, я тут…
– Все кончено.
– Как?
Неужели старуха призналась и всех повязали? И Вареньку нашли?
– Варенька мертва. Тот дед тоже… умер. Он все затеял. Захотел избавиться от подельников, вот и разыграл представление. Подтолкнул обоих к побегу, после заставил убрать друг друга. А уже потом…
– Ты откуда звонишь? – перебила Агнешка. – Я приеду. Просто так приеду. Поговорить.
– Нет, – неожиданно резко ответил он. – Спасибо большое за все, но не нужно.
Почему? Не доверяет? Но Агнешка уже не раз и не два доказала, что ей можно верить!
– Послушай меня, пожалуйста, – смягчившись, сказал Семен. – Ты очень хорошая женщина. Ты замечательная женщина…
Вот и все. Конец неначавшегося романа. Яд в цветах комплиментов. Будет сладко, а потом горько.
– Именно поэтому тебе лучше держаться от меня подальше. Слишком много всего… случилось.
Да. Случилось. Сначала Агнешка помогала прятать труп. Потом лечила этого идиота. Лезла за него в чужую квартиру. Врала сестре. Из-за чего?
Из-за него. Из-за человека, которому не нужна.
– Я в полном дерьме и поэтому…
– Да, я поняла. Бывай. Приятно было познакомиться.
Агнешка нажала на «отбой», положила телефон на стол и полчаса сидела, глядя на то, как меняются цифры на дисплее. Перезвонит. Хотя бы для того, чтоб извиниться, перезвонит.
Фокус не удался.
Убрав телефон, Семен закрыл глаза и лег. Отчаянно хотелось позвонить и рассказать обо всем, что произошло в доме, но он понимал – нельзя.
Слишком все зыбко пока. Опасно. Непонятно.
Тогда он стоял и смотрел, как, покачнувшись, падает Пантелей, а собака с визгом несется в дом и, нарвавшись на пулю, отлетает к стене. Семен видел выпавший из руки пистолет и серебряную монету, которая долго крутилась на ребре, а потом все-таки упала.
Орел? Решка? Улыбка судьбы, однажды впаянной в серебро. Кем? Когда? Зачем?
Сергей, выбравшись из засады, долго не решался подойти к мертвецу. Стоял, разглядывал, думая о чем-то своем. А стоило Семену пошевелиться, сказал:
– Вот и все.
Тогда-то резьбу и сорвало.
– Ты что наделал, идиот? Ты зачем его убил? Он же…
Сергей легко стряхнул руки и ударил тоже легко. Он точно знал, куда бить. И после удара смотрел с тем же холодным любопытством, с каким разглядывал мертвеца.
– Ты что, вправду поверил, что он уйдет? Вот так запросто возьмет и уйдет? – В конце концов Сергей подал руку, помогая подняться. – Он бы отошел на пару шагов, развернулся и всадил бы пулю в твою тупую голову. Я успел раньше. Спасибо скажи.
Говорить не получалось. В боку дергало, и боль рывками расползалась по крови, подталкивая к горлу комок вязкой мути.
– Ну извини, извини. Рефлексы, – сказал Сергей. Семен же, упершись обеими руками в стену сарая, выворачивался наизнанку в приступе сухой рвоты.
– Сейчас пройдет. Да и… и если бы он не думал стрелять, я бы его живым не выпустил.
– П-почему?
– А сам подумай.
Удар ноги, и пистолет отлетает в заросли полыни. Подумать… думать нечего. Пантелей заслужил смерть. Он сам убивал, а теперь убили его. Он уродовал людей, всех, которые попадались на пути.
Старый паук.
Все правильно и… неправильно.
Разве возможно такое?
– Отпускать его нельзя было, – Сергей сел на колоду, достал сигареты, закурил и Семену предложил. Горький дым слегка сгладил тошнотворный привкус во рту. – Ментам сдавать? А доказательства какие? Никаких. Вывернулся бы угрем, а потом продолжил свое… я таких много видел.
– Убивал?
Нехороший вопрос, ответа на который не последовало. Не считать же ответом неопределенное пожатие плечами, словно Сергей и сам не мог вспомнить – убивал он кого или нет.
– Тело надо спрятать.
