Ника лыбится, счастливая, что укусила, ну, шавка подзаборная – похлеще Тяпы будет, та хоть воспитанная, а Ника у нас дитя трущоб. Думает, не знаю про сопливое детство и про мамочку ее, а чего тут знать – против генетики не попрешь, вон все ее родословное древо на физии проступает. И про Нику я знала, и про Сашеньку, которая до Ники была, и про Любку, что перед Сашенькой. Не про всех – где тут уследить, но про многих. А что молчала и дурочку из себя строила – так что оставалось? Скандалы и развод? И куда мне, разведенной, идти? Я бы и дальше терпела, если б не она.
А вот сыщик – молодец, всего день, а уже столько накопал, и на Ильве не повелся, за что честь ему и хвала, даже уважать начинаю. Но по поводу вопроса… ответ рядышком, на ладони и даже ближе… только это и не ответ. Не могла Нелли Гарика убить, точно знаю, что не могла.
Но, кроме нее, некому. Рассказать? И если рассказывать, то что?
Яков
– У меня есть одно предположение, – затянувшееся было молчание нарушила Алла. – Старая история… ну, на самом деле даже древняя, и ничего-то в ней нету.
– Ну, если нету, то чего языком трепать.
– Вероника, будь добра, заткнись. Алла, ты не обращай на нее внимания, – неожиданно мягко произнесла Ильве.
– Спасибо. Дело в том… дело в том, что разговор не из приятных. По мне, так просто отвратительный. Я случайно оказалась в курсе…
Вздох, прикосновение пальцев к бледным вискам, капельки пота сквозь слой пудры, и контрастно- желтая в сравнении с жестким белым кружевом манжет кожа. Кажется, история и вправду не из приятных.
– Письмо пришло. Я ведь почту всегда забирала, Гарик вечно забывал, ну а я дома, и вообще… оно Гарику адресовалось. Женский почерк, аккуратный такой, бисерный…
– И ты не утерпела, – констатировала Ильве.
– Ну… в общем, да. Не утерпела. Открыла. Прочитала. Лучше бы я в тот конверт не заглядывала, потом несколько дней спать не могла, Игорь, конечно, объяснил, но все равно, осадок неприятнейший.
Еще один вздох и пауза, нарушить которую не решаются. Слушают все, даже алфонс предельно внимателен, хотя продолжает полировать Дусю восторженным взглядом. Слабо звякает посуда – на столе в очередной раз меняется экспозиция, на сей раз накрывают к чаепитию, едва слышно царапают паркет собачьи коготки, чуть громче, накладываясь на прочие звуки, нарушает тишину дыхание, учащенное и помноженное на пятерых.
– Нелли познакомилась с Игорем до меня, знакомство было недолгим, месяц или два, не больше. Она влюбилась и вбила себе в голову, что Игорь предназначен ей. Она звонила домой, караулила у подъезда…
– Странно, Марина Игоревна ни о чем таком не упоминала, – задумчиво пробормотала Дуся.
– Не хотела тебя волновать, да и дело-то внутрисемейное, она и мне о Нелли не рассказывала. В общем, чем дальше, тем настырнее становилась Нелли, угрожать начала, что донесет на Игоря, как тот торговлей занимался, спекуляцией… а Владислав Антонович при должности, и у Игоря карьера… заявление написала даже. У Марины Игоревны приступ случился, Игорь, естественно, взбеленился и слегка ее поучил.
– Как?
– Обыкновенно, Лизок, въехал пару раз по уху и выбил дурь, – выдала Ника.
– Ну, примерно так, – согласилась Алла, откидываясь на спинку стула. – Она после этого исчезла… во всяком случае, Игорь клялся, что с того дня ее не видел. А тут вдруг письмо, из колонии. Клятвы в любви, уверения, что все забыто, что она Игоря ни в чем не винит, прощает и лишь умоляет ответить. Так не перескажешь, тяжело очень читать было, такие слова…
– Бедная, – Топа хлопнула по коленке и, когда Тяпа подбежала, подхватила ее на руки. – Ей, наверное, очень тяжело там было.
– Конечно, тяжело, – с неожиданной жесткостью произнесла Ника. – Наркоше долбаной.
– А ты что, знакома? – Алла резко повернулась, едва не смахнув локтем чашку. – Ты знакома с Нелли?
– Ну, типа да, получается, – Ника поднялась, неторопливо, вальяжно потянулась, отбросила волосы назад и, пользуясь общим вниманием, подошла к Алле. Стряхнула с блузки соринку, провела ладонью по высветленным волосам и только после этого заговорила.
– Мне ж в той квартирке жить пришлось, в вашей… туда она и приперлась, Нелли. Нет, я, в натуре, с ней не знакомилась, еще чего. Я вообще спала. Рань несусветная, Гарик в город умотал, ну и хрен с ним, я- то осталась, лежу, отдыхаю и никого не трогаю.
Алла чуть отстранилась. Видно было, что близость Ники ей неприятна, но вот выражение лица – закаменевшее, нарочито равнодушное
– А тут звонок. Трезвонит какая-то сволочь, и трезвонит, и трезвонит. Ну, достала. Я и вышла, и высказалась, все, что про нее думаю, а она на меня – ты кто, мол, такая. А я ей – а сама кто? А она мне, что – Гарикова жена. Ну, тут я ее и послала подальше.
– В этом мы не сомневаемся, – заметила Ильве. – Послать ты можешь.
– А то! Будут мне тут всякие шалавы права качать! Я не Алка, я сопли по стенам размазывать не стану. Как пришла, так и ушла.
– Не совсем ушла, – это сказала Дуся. – Она под подъездом сидела. Плакала. Нелли, худенькая такая, светлые волосы вот досюда.
Дуся коснулась плеч.
– И еще у нее родинка была, над губой, черная, крупная, на мушку похожа.
– Да, – подтвердила Алла. Ника кивнула.
Вот так история. Трое из шестерых точно были знакомы с этой Нелли, а остальные? Лизхен откровенно позевывает, прикрываясь томиком поэзии, Топа увлечена псиной, а Ильве просто слушает, подперев щеку ладонью. Но такое деланое безразличие еще ни о чем не говорит.
– Дальше-то что было?
– Ничего. Она сказала, что Гарика ждет, я ее к себе позвала.
– Добрая ты наша, – Ника с явной неохотой вернулась на место. – Странно, как ты ко мне ее не притащила.
– Она не пошла. – совершенно спокойно ответила Дуся. – Отказалась, только спросила, правда ли, что Гарик женился. Я ответила, что да, во второй раз. Тогда она встала и ушла. Вот и все.
– Нет, не все. – Несколько моментов меня зацепили и настоятельно требовали разъяснения, причем немедленного. – Ника, будь добра, объясни, с чего ты решила, что Нелли – наркоманка.
– Я решила? – делано удивилась Ника.
– Ты назвала ее наркошей. – Ильве подняла чашечку. Теперь она не дремала, долго, внимательно наблюдала за Аллой, которая в задумчивости, если не сказать в растерянности, перемешивала чай. Уже с минуту.
– Ну, назвала. Ну и что?
– Ника, не дури, тебя русским языком спросили, какого лешего ты решила, что Нелька – наркоманка.
Лизхен. Не к месту резка. Я как-то не замечал, чтобы она так откровенно демонстрировала раздражение. Хотелось бы знать, где его корни: в рассказанной истории или в том, что блондинчик снова принялся развлекать Дусю беседой?
Дуся-Дуся-Дульсинея. Дульсинея Московская. А что, красиво звучит, только вот я на Дон Кихота не тяну, а этот альфонс – тем паче.
– Так что, Ника?
Ника
А ничего. Ишь прицепились, интересно им. А клала я на эти интересы далеко и много. Нелька-то, Нелька… значит, она Гарика ухайдакала, наркоша долбаная. Откуда узнала, откуда… оттуда, что она у меня
