Ксюха на цыпочках подошла к двери, приоткрыла осторожно, так, чтобы та не заскрипела, и бочком протиснулась в щель. Приложила палец к губам, махнула рукой, поторапливая.
Глупость. Вот сейчас она совершает глупость: Ольга была уверена в этом на сто, нет, даже на двести процентов, но все равно подчинилась. Также, стараясь ступать бесшумно, подкралась к двери и выскользнула наружу. А Ксюха уже, согнувшись, мелкими перебежками двигалась в сторону калитки.
К счастью, та оказалась не заперта и вывела на узкую тропинку между дачами.
– Нельзя Пашку светить, – наставительно пояснила Ксюха, обходя куст репейника, густо покрытый паутинистыми, липкими шишечками плодов. – Вадик кто?
– Маньяк? – выдвинула вчерашнюю версию Ольга.
– Придурок. И стукач. Мигом бабке донесет, что ко мне кто-то приходил, ну а та, естественно, в любовники запишет. На фига мне такое? И Пашке? Мы с ним приятели, и ничего больше.
– А мне, значит, доверяешь?
– Угу. Ты занудная, но не вредная. Погоди, сейчас направо или налево? – Ксюха остановилась на небольшом перекрестке и принялась вертеть головой, пытаясь определить нужное направление. – Там у нас что? Лес, кажется? Значит, к дороге туда.
И оказалась права. Шоссе огибало дачный поселок широкой дугой, было оно новым, непримятым, не покоробленным пока яминами и трещинами, но гладким, отливающим битумной чернотой, чуть подернутой пылью. Ксюха, глубоко вдохнув вонь раскаленного асфальта, плюхнулась на обочину, поросшую седой, сухой травой, вытянула ноги и, задрав голову вверх, произнесла:
– Садись, ждать будем.
– Ксюша, тут грязно, дымно и...
– Знак тут. Мы под знаком договаривались. – Она указала на синий щит, на котором свеженькой краской было выведено: «Погарье – 1 км».
К счастью, ждать пришлось недолго, минут через пять на горизонте показалось сначала облако пыли, которое по мере приближения осело, позволяя разглядеть старенький «Москвич» ядовито-желтого колера с двумя широкими черными полосами поверх кузова. «Москвич» урчал и плевался дымом, но до места добрался, съехал на обочину и остановился, дверца его распахнулась, и наружу показались ноги в высоких, ярко-рыжих ботинках на толстой подошве.
– Теть, ты только не нервничай, – запоздало предупредила Ксюха. – У него вид специфический, но сам по себе парень что надо.
Метра два ростом, угловатый, узкий в плечах, близоруко щурящийся, неловкий какой-то, неуклюжий, Пашка ну никак не походил на историка.
– Драсте, – сказал он, сунув руки в карманы ярко-красной, лаковой жилетки. – Привет.
– И тебе.
– А мы, это... тут будем?
– Ну а где? – Ксюха подошла к машине и забралась на водительское сиденье. – Рассказывай давай.
Похоже, подобного приема парень ну никак не ожидал, он смутился, поник и не слишком-то радостным тоном принялся излагать добытые факты.
По всему выходило, что стоял некогда на берегу озера дом иностранного купца по фамилии Мэчган, урожденного англичанина, перебравшегося в Россию при Петре I. За какой надобностью англичанину понадобились эти земли, история умалчивает.
Выдав эту информацию, Пашка замолчал.
– А дальше?
– Что дальше?
– Вот и я тебя спрашиваю: что дальше? Ты ж про дом и по телефону сказать мог. Мог ведь?
– Ну...
– Теть Оль, идем отсюда, толку от него как с козла молока. – Ксюха выбралась из машины, презрительно стряхнула невидимую грязь с джинсов и бросила: – Я его как друга...
– Как друга могла б и к себе пригласить, – огрызнулся парень. – А вообще сгорел дом. Лет через двадцать после постройки сгорел. Вот так-то!
– Сгорел?
– Сгорел.
– Сам?
– Ну Ксюха, откуда ж мне знать, сам или не сам? Я ж не гадалка, я с документами работаю. Я весь день в архивах вчера проторчал, мотался с одного в другой как бобик, а ты... – Он выпятил нижнюю губу и насупился. Обиженное выражение лица Пашки ну никак не вязалось с его ростом и габаритами, но было искренним, выражавшим всю глубину испытываемой им тоски и боли. Ксюха виновато понурилась, но тут же дернула плечиком и задрала нос, делая вид, что Пашкины обиды ей совершенно неинтересны.
Дети, какие они все-таки дети!
– Так что, мне уезжать, да?
– Тетя Оля! Ну... ну скажите ему... скажите! Нельзя ему в дом! Я ж сама не против, но Вадик...
– А Вадику мы скажем, что Павел приехал ко мне. Он мой... – Ольга задумалась, прикидывая, кем ей может приходиться сей отрок, и выдала единственное, что пришло в голову: – Он сын моей давней подруги, которая просила за ним присмотреть.
Пашка и Ксюха недоверчиво хмыкнули. Да, версия была не самая удачная.
– Или лучше я – его репетитор.
Ну да, есть же у нее, в конце-то концов, высшее образование.
– По английскому языку, – добавила Ольга.
– Я вообще-то испанский учу...
– Будешь теперь учить и английский. – Ксюхе идея понравилась и, подтолкнув знакомого в сторону машины, она велела: – Давай. И ты, теть Оль, на заднее. Только, чур, быстро не гнать. И вообще осторожно, я...
Вовремя спохватилась, замолчала и помрачнела. А Пашка и не заметил перемены в настроении подруги, он был счастлив и весел... знал бы, во что лезет.
Доставали тело долго, сначала пытаясь подцепить длинной, сучковатой палкой, найденной тут же, на бережку, когда та переломилась, пошли к машинам за веревкой, долго спорили, решая, кому лезть в зеленую озерную муть, потом все равно тянули время, пытаясь заарканить руку с берега. Но петля все время шлепалась рядом, тонула, выволакивала со дна клочья ила и водорослей, облеплялась ими, становясь скользкой и мерзкой с виду.
Пришлось-таки лезть. Нет, не Шукшину, но воображение некстати разыгралось, как будто это он вошел в озеро, ноги погрузились в мягкую подушку тины, щиколотки коснулось что-то холодное, скользкое, чтоб тут же исчезнуть, а вода добралась-таки до закатанных брюк, прилепив на калоши зелененькие кусочки ряски.
Мерзость! Скорей бы отсюда убраться.
– Есть! – заорал оперативник, набросив петлю на белую руку, и быстро, слишком уж быстро выскочил из воды, принялся спешно отряхиваться. Никто не сказал ни слова, и снова чудилось: понимают. Сочувствуют. И не грязи – ее в работе полно, а именно тому, что пришлось лезть именно в это треклятое озеро.
– Тяните, чего стали! – рявкнул Шукшин, отвлекаясь от неудобных мыслей.
Взяли, дернули... не идет. Только рука под водой исчезла, а веревка натянулась, задрожала толстою струной. Ох не к добру это...
– Ну? – Антон Антоныч ухватился за пеньковый хвост, обернул вокруг ладони и, примерившись, приказал: – Давайте на счет «три».
– Не оборвать бы, – заметил эксперт, вглядываясь в воду. – Если за коряжину зацепилось...
– То что, нырять прикажешь?
Только плечами пожал. Ну да, нырять-то не ему... а что, может, и вправду водолазов вызвать? Пусть выволокут тело на бережок, а заодно на предмет наличия русалок эту лужину исследуют. Но заманчивую мысль Антон Антоныч отверг: пока созвонишься, пока дождешься, нет, лучше уж самим.
– Раз...
Веревка натянулась.
