кивнула на окно машины, скорее на то, что открывалось за ним. — Да еще не на пособии, не на чистке рыбы или уборке мусора, а на достойной ступени социальной лестницы?! Да еще русским!.. Какой это должен быть труд?
— Могу только попробовать представить.
— Попробуйте! Все равно не получится, пока на себе не испытаете! Вот именно так мы с Геной и работали — до изнеможения, до сверхусталости. Я все время давала уроки музыки. Гена — в клинике.
У него был безупречный немецкий, квалификация вне всяких сомнений, даже малейших… И вот, когда он уже почти достиг того, о чем мечтал… Когда уже занял в клинике настоящую должность и стал высокооплачиваемым — даже по здешним меркам! — специалистом…. Когда мы подумали — все, наконец-то мы выбрались из дерьма! Вот тогда-то все это и случилось.
— Что именно, Инна?
— По-моему, все началось с того, что его посетила эта женщина.
— Какая женщина, Инна?
— Понятия не имею!
— Ничего себе информация!
— Я, разумеется, тоже попыталась это выяснить.
«Кто это?» — спросила я Геннадия в тот день. Вполне естественный вопрос, когда видишь незнакомую женщину, выходящую из твоего дома, не так ли?
— Согласна.
— Но Гена только улыбнулся… Знаете, натянуто так… Словно хотел успокоить: ну, не волнуйся, мол.
— Неужели ничего не сказал?
— Сказал только: «Гостья из прошлого. Не о чем тревожиться. Мы ее больше не увидим».
К вечеру он почувствовал себя плохо.
Он умирал три дня. Первый еще был в сознании, но говорил уже с трудом. Обратите внимание, он почти сразу же, как заболел, отдал необходимые распоряжения насчет своих похорон. Чтобы я перевезла его на родину. Словно определенно знал, что не выздоровеет! Я тогда почему-то сразу подумала, что это как-то связано с тем давешним визитом.
— А… — Аня замялась. — С мужем об этой женщине вам еще удалось поговорить?
— Да. Ведь все-таки его смерть произошла… В общем, это случилось не мгновенно. Помню, я все выспрашивала его, повторяя как заведенная, в нервном шоке: «Она тебя отравила? Отравила?»
— И что же? Ваш муж что-нибудь ответил на это?
— Да. Он сказал мне: «Исключено. Я ни на секунду, пока она была в доме, не упускал ее из поля зрения…»
— Именно так и сказал?
— Да.
— И вы все равно думаете, что она его отравила?
— Да нет… Не думаю. Как бы она могла это сделать? Насколько я поняла, ее визит был очень кратким. Они не пили и не ели. Судя по всему, муж не предложил ей даже выпить. Не могла она его отравить! Ума не приложу, что случилось! Что она с ним сделала? Но что она с ним что-то сделала — в этом я уверена на сто процентов.
Пока Аня и Гец разговаривали, машина между тем съехала с автобана и покатила среди желтеющих полей, по столь же идеально ровной, без изъянов, как и автобан, проселочной дороге.
— Так что же все-таки с вашим первым предположением — насчет отравления? Его кто-нибудь проверял?
— Знаете, здесь полиция работает крайне тщательно… И вообще — знает свое дело. Не было зафиксировано никаких признаков отравления.
Но его болезнь! Аня, голубушка, это выглядело как библейское наказание… Температура, озноб, лихорадка…. На третий день отказали почки…
«Что она сделала с тобой?» — кричала я.
«Я не знаю, — сказал он. — Если только…»
Инна замолчала.
— Если только — что? — спросила Аня.
— Это были его последние слова, которые он смог произнести, пока был в сознании. Он не закончил фразы. Гене было всего сорок пять лет…
— Я сожалею, Инна…
— Диагноз — Микки!
— Да?.. Это удивительно.
— Еще бы! Мы ведь живем не в глухомани какой-нибудь, сами понимаете, а Микки — не заразный суслик… Это исключается. Линибург — стерильный город, а человек умирает.
— Непостижимо!
