сразу сказать, что на сей раз у тебя на уме?
Черные как вороново крыло брови вразлет насмешливо приподнялись.
– Когда мы в последний раз собирались поговорить, у тебя тоже были другие планы. Так не может продолжаться, Эшли.
Придется иметь это в виду, с раздражением подумала Эшли, угрюмо хрустя капустой брокколи. О чем он хочет поговорить? О Робби? О том, что у нее был роман с женатым мужчиной? Или опять о ее своеобразном вкусе в одежде?
Переводя озадаченный взгляд с одной на другого, Кэтрин сложила губки бантиком и промолвила:
– Лоренс, я думаю, лучше вам с Эшли обсудить все дела завтра утром. А сегодня мы с тобой могли бы съездить в клуб. Ожидается хороший оркестр из Дублина и танцы. Я обещала Каролине, что…
– Не сегодня, Кэти, – отрезал Лоренс. После этого они долго сидели молча. Потом Кэтрин пожелала им доброй ночи и ушла. Посидев еще некоторое время, они прошли в кабинет, и Лоренс закрыл дверь.
– Ну так о чем речь? – спросила Эшли. – Что это за дело чрезвычайной важности, ради которого я бросаю свою работу, а ты – свои танцы?
– Твоя работа подождет, а если мне вдруг захочется потанцевать, я тебя предупрежу. – Он присел за письменный стол и, сложив руки на груди, откинулся назад.
Заметив на себе его изучающий взгляд, Эшли почуяла недоброе.
– Послушай, если речь пойдет о Роберте Олстоне… – вызывающе начала она.
В ответ он чуть повел бровью.
– Нет, по-моему, я неплохо разобрался в ситуации. Знаешь, когда Глория сообщила, что приглашает художника по фамилии Мортимер, и попросила меня проследить, как пойдут дела, я первым делом стал искать этого самого Мортимера в справочнике «Кто есть кто». Там я нашел портретиста Чарлза Мортимера с такими лестными характеристиками, что сразу успокоился и решил, что это и есть наш художник.
Странно. Пока ни слова о Робби, мучительно соображала Эшли. А вслух надменно проговорила:
– Ага, и вместо этого появилась я. В справочнике нет моего имени, потому что я порвала присланный мне по почте бланк. Терпеть не могу формальностей. Будто бы все дело в форме. – Она упрямо выпятила подбородок.
– Ждешь, чтобы я высказался о твоих формах?
– Может, перейдешь к делу? Если речь о Роберте, так и скажи. Если тебе в голову пришли еще какие- нибудь элитарные соображения по поводу моих костюмов, давай высказывайся и я пойду работать. – Она сердито отвернулась, взяла с полки бронзовую статуэтку и стала нетерпеливо вертеть ее в руках.
Он потянулся за записной книжкой, темная рубашка чуть не затрещала на плечах.
– Я же сказал тебе, насчет Олстона я все понял, – спокойно ответил он. – Что же до твоей затаенной злобы, то скоро я спущу тебе пары. Теперь относительно твоих головных болей и головокружений…
Она в изумлении уставилась на него.
– Что? Мои головные боли? Ты что, когда не занят игрой в ковбоев, изображаешь из себя врача? – Она залилась краской, но заставила себя не поддаваться смущению. Он подошел к ней, от него веяло теплом. – Ты серьезно? – недоверчиво спросила она. – Господи, Лоренс! Со мной все в порядке. Просто, когда я приехала сюда, мне немного нездоровилось. До этого я работала дни и ночи напролет, заканчивая два портрета, и, видимо, силы мои иссякли. К тому же я тебе сказала, что не очень хорошо переношу высоту.
– Может, да, а может, и нет. Ну ладно. Я договорился со своим другом в Таллоу, чтобы он тебя посмотрел. Выехать надо пораньше, он согласился только ради меня. Эшли, когда ты последний раз была у окулиста?
– Что? Но ведь я тебе не жаловалась…
– Так когда же, Эшли? В прошлом году? В позапрошлом?
На самом деле это было в год окончания школы. Она чувствовала, что у нее появилась небольшая близорукость, но особенно не беспокоилась.
– Не люблю врачей, – буркнула она. – Не люблю осмотров, не люблю тех, кто вмешивается в мои дела и учит меня жить…
– Видно, что тебя никто не учил самодисциплине. Будем иметь это в виду и подсластим пилюлю, идет?
Она сделала вид, что поглощена бронзовой статуэткой. Он тихо подошел и остановился у нее за спиной, провел пальцами вдоль ее рук, забрал статуэтку и поставил ее на стол.
Эшли стряхнула его руку с плеч, но он крепко притянул ее к своей могучей груди и обнял за талию.
– Эшли, тебя не восхищает мое терпение? – проговорил он, уткнувшись ей в шею. – Я ждал, пока ты привыкнешь к своему положению, с самого первого дня, но больше ждать не могу.
Он терся губами о ее шею, а она отдирала от себя его руки, силясь высвободиться. Ей некогда было говорить что-то вроде: «Лоренс, перестань, это смешно». Ум ее пытался разобраться в том, что он сказал о Роберте, в его словах о том, что он выпустит из нее пары, а тут еще его вечные приставания.
– Как это у тебя получается, – резко начала она, – сперва ты сообщаешь мне о назначенной консультации у врача и тут же пытаешься заняться со мной любовью?
Одной рукой он принялся нащупывать застежку на юбке, другая легла на глубокий вырез блузки.
– Эти дела взаимно не исключают друг друга, – прошептал он ей на ухо.
Не успела она опомниться, как они уже оказались на кожаном диване. Опираясь на локоть, Лоренс смотрел на нее, в его глазах играло любопытство.
– Когда же ты покоришься мне, Эшли? Неужели из-за твоей гордости мы потеряем поллета? – Он провел длинным пальцем по волнистой линии губ.
Эшли не утерпела и куснула нежную мякоть.
– Немножко людоедства – это очень мило. Может, еще?
– Иди к черту, не серди меня! Я и так злая.
– Ну зачем такие слова? – Его рука нырнула в глубокий вырез ее простой блузки и начала неумолимо продвигаться к желанной цели.
Цель была достигнута, и тело Эшли пронзила горячая молния.
– Лоренс, ну как тебе втолковать, что мне это безразлично? – застонала она, отчаянно сопротивляясь зову желания.
Он не переставая поглаживал ее сосок, пока тот не выступил навстречу его пальцам. От его низкого грудного смеха по ее телу пробежала легкая дрожь.
– Это делается не только словами, милая. Ты все время говоришь «нет», но твое поведение доказывает обратное. – Лоренс положил ладонь на узкую дорожку между ее грудей, и она услышала биение сердца под его ласковой рукой.
– Это ничего не значит, это просто… э… непроизвольная физическая реакция, – прошептала она, безнадежно пытаясь убедить в этом и себя, и его.
– Ты еще говоришь о непроизвольных физических реакциях, – проворковал он, уложив ее поудобнее на подушки и прижав своим телом, потом наклонился к ее ноге, еще касающейся пола, поднял ее на диван, не спеша лаская бархатистое бедро. – Эшли, Эшли, что ты со мной делаешь? Понимаешь ли ты хоть чуточку, что со мной творится?
Она понимала, и совсем не чуточку, что творится в его теле, и это полностью заглушало увещевания ее мозга. Нащупав пуговицы шелковой рубашки, она расстегнула ее, просунула руку в гущу жестких волосков на груди и восхищенно вздохнула. И тут почувствовала, что его тело больше не придавливает ее. Он опирался на одну руку, но вдруг локоть поехал по скользкому дивану, и Лоренс пробормотал что-то, похожее на проклятье.
– Черт бы побрал этот диван, его купили не для этого, но, боюсь, до спальни мы не доберемся. С другой стороны…
Снова ощутив на себе всю массу его крупного тела, Эшли слегка было дернулась, но сразу же передумала: сопротивляться такой туше немыслимо. Она лишь слабо пролепетала:
– Ты не пушинка, учти.
Наконец он пристроил на диване левую руку и, неровно дыша, успокоил ее.
– Ничего, ты выдержишь. Мне всегда были по вкусу пылкие девчонки.
