высокому тису, росшему в самом углу кладбища.
Ката посмотрела ему вслед.
- О папа, не надо! Только не сейчас!
- Всегда, дитя мое.
Когда-нибудь она поймет... В сердце старика путь к этому могильному камню был протоптан так же верно, как лесные тропки в Диколесье. Этой тропой ему было суждено идти всегда. Старик с трудом опустился на колени. Над его головой сплелись ветви тиса, а корни дерева накрепко ушли в кладбищенскую землю.
- Ах, Эйн, - вздохнул старик и провел пальцами по высеченным на камне буквам. Уже пять циклов миновало, а ему казалось, что только вчера его Эйн, казавшаяся просто уснувшей девочкой, начала свое холодное странствие, которое, наверное, продолжала до сих пор, будучи всего-навсего горсткой костей под землей.
Старик поднял голову. Воздух подсказал ему, что где-то поблизости люди, однако он знал, что его сейчас никто не видит. Старик провел рукой по краю надгробья, сорвал с камня мох и траву. Механизм сработал.
Надгробный камень медленно поднялся, словно крышка шкатулки.
Ката нетерпеливо переминалась с ноги на ногу около соседней могилы. При этом ритуале она присутствовала не раз, и он ей порядком поднадоел. Она ведь не могла увидеть маму внутри этой большой коробки! Там ничего нет, только темнота! Мимо пролетала ласточка. Ката протянула руку, и ласточка опустилась к ней на ладонь, не испытывая ни малейшего страха.
Ласточка, ласточка, где была, скажи?
Глазками своими мир мне покажи!
Ката закрыла глаза, чувствуя почти невесомое прикосновение коготков птички. Перед ее взором появилась картина - смесь зеленого и коричневого цветов. Она услышала шелестение жуков под корой и звуки, издаваемые червями, ползавшими в жирной земле кладбища. Ярко-голубая вспышка - и птичка исчезла.
- Вот глупая!
Отец стоял у надгробья и что-то негромко бормотал. Ката подпрыгнула, дважды поклонилась маме, которая теперь жила под землей, и быстро побежала по кладбищу, прыгая по надгробным камням, словно по ступенькам. На бегу она распевала:
Камень холодный, камень жестокий,
Камень безжалостный и одинокий.
Ну а земля - это жизнь и спасенье:
Смерть принесет, но подарит рожденье!
- Эй, девчонка!
Голос прозвучал резко и внезапно, словно выстрел. Ката обернулась.
Она часто моргала. Со стороны храма между могил к ней шла какая-то толстуха.
- Как ты смеешь осквернять места упокоения усопших, девчонка?
Женщина была полногрудая, в черном платье с длинным шлейфом.
- Ты что, не понимаешь меня, девчонка?
Тяжело дыша, женщина нависла над Катой, похожая на страшную птицу, слишком грузную для того, чтобы уметь летать... На голове у незнакомки был нахлобучен чепец, формой напоминавший ведерко для угля, на груди сверкал золотой кулон.
- Ты, видно, ваганское отребье! Я научу тебя почитать бога Агониса!
Ката не понимала, о чем говорит женщина. Девочка только смотрела на ее жирное, заплывшее лицо. Ката стояла на надгробном камне, испещренном причудливым орнаментом. Женщина схватила ее за руку и стащила на землю.
Ката стала вырываться, раскричалась:
- Отпусти меня, отпусти!
- Отпусти ее, Умбекка!
- Папочка!
Толстуха отпустила руку девочки. Ката сердито стукнула женщину и спряталась за спиной у отца. Выглянув, она получше рассмотрела женщину. Лицо ее было испещрено сеткой кровеносных сосудов. Поросячьи глазки злобно сверкали.
- Ах, вот как? Сайлас Вольверон! - язвительно фыркнула толстуха. - Так я и знала. Девочка - не Катаэйн!
- Я Катаэйн! - сердито воскликнула Ката.
Но отец ласково погладил ее по голове - похоже, просил помолчать.
- Ты не изменилась, Умбекка, - только и сказал старик и повернулся, чтобы идти. - Пойдем, детка. Пора на ярмарку.
- Вот-вот, отведи ее к ее сородичам, - злобно процедила сквозь зубы толстуха. - 'Катаэйн' тоже мне нашлась! Ваганское отродье! И думать тут нечего!
- Нет, Умбекка. Она - дочь Эйн, разве ты не видишь?
Развернувшись, старик повернул Кату лицом к Умбекке. Толстуха придирчиво оглядела девочку с головы до ног. Худенькая, резвая, возраст пять циклов, черные волосы, перепачканная мордашка. Руки и ноги девочки были покрыты ссадинами и царапинами, юбчонка из мешковины едва закрывала бедра. И все же толстуха поняла: старик говорил правду.
Девчонка действительно была дочерью Эйн.
- Это оскорбление, - возмущенно прошипела Умбекка, задыхаясь от возмущения. - Надругательство над памятью ее матери, слышишь?
- Слышу, Умбекка, я еще не оглох.
Ката с любопытством переводила взгляд с отца на толстуху и обратно. О чем это она толкует, эта женщина в черном платье? Люди из деревни вообще-то редко заговаривали с ее отцом, а чтобы с ним кто- то вот так говорил, Ката никогда не слышала. Впервые в жизни девочка ощутила, как ее мир - мир, который был ей так хорошо знаком, уходит у нее из-под ног.
- Папа? - встревоженно проговорила Ката. Но отец только рассмеялся:
- О Умбекка, ты все та же! Пойдем, детка. И он снова повернулся, намереваясь уйти.
- Ты грешник, Сайлас Вольверон! - крикнула ему вслед Умбекка. - Бог Агонис покарает тебя!
Старик перестал смеяться. Обернувшись к Умбекке, он отбросил капюшон. Мгновение толстуха смотрела на лицо старика: на жуткие шрамы, покрывавшие его щеки, на пустые, ввалившиеся глазницы.
- Можно ли покарать меня сильнее, Умбекка? - только и сказал старик. А теперь прощай.
Женщина по имени Умбекка, провожая старика и его дочь взглядом, сжала в руке золотой кулон и произнесла молитву богу Агонису.
- Папа... - начала, было, Ката, когда они с отцом подошли к воротам кладбища. Но отец уже снова накинул на голову капюшон и решительно шагал вперед, мерно поднимая и опуская посох. Девочка могла бы задать ему много вопросов.
Но за воротами кладбища начинался другой мир. Городская площадь бурлила и шумела, запруженная полосатыми шатрами и разноцветными лотками. Ката бросилась вперед, позабыв о кладбище.
Мир ярмарки захватил ее.
- Папочка, пойдем скорее!
ГЛАВА 3
СИНИЙ МУНДИР! КРАСНЫЙ МУНДИР!
Фургоны племени ваганов уже два цикла подряд не наведывались в деревню, если не больше. В мрачные дни войны и еще целый цикл после нее в долине не видели ни одного вагана. Поговаривали, будто бы они ушли высоко в горы, а другие болтали, будто бы они и вовсе отправились в иной мир некоторые верили в то, что ваганы это умеют.
Ката тоже верила в такое. Она шла рядом с отцом по проходам между ярко раскрашенными фургонами, крепко сжимала его руку и думала о том, как славно бы ей, наверное, жилось в том, ином мире. Толпа колыхалась вокруг, словно волны необъятного моря. Пахло благовониями, звенел смех, сверкало золото. Как зачарованная, Ката проталкивалась к размалеванным яркими красками лоткам, тянула ручонки к разноцветным ниткам бус и рулонам красивейших тканей.
- Купи мне это! И вот это!
Вдруг Ката отшатнулась. Ее напугали мальчик и девочка, сжимавшие в руках деревянные мечи. Смеясь, они пробирались сквозь лес ног взрослых людей. Около горы кокосовых орехов мальчик подобрал яркий мяч
