и радостно воскликнул:
- Нашел! - и победно подпрыгнул на месте. Отовсюду доносились крики:
- Сюда, милая!
- Налетайте! Налетайте!
Смех, шутки, радостные возгласы. Для Каты все это было чудесным, сказочным царством. Ей казалось, что куклы на полках вот-вот пустятся в развеселую пляску.
- Поди-ка сюда, милашка!
Кату манила к себе женщина-ваганка. Она стояла в проеме между двумя фургонами, затянутом занавеской, одетая в яркое платье с множеством оборок. Пальцы ее были унизаны кольцами.
- Хочешь узнать свое будущее, детка?
Ката изумленно выдохнула:
- Мое будущее?
Женщина-ваганка рассмеялась. Кожа у нее была смуглая, темная, как ягоды бузины, - как будто она намазала себе лицо бузинным соком. В руке женщина держала дымящуюся трубку. Мундштуком трубки она указала на занавес, расшитый золотыми звездами.
Ката обернулась, нашла глазами отца.
- Папа, кто они такие?
Она спрашивала о ваганах. Ката догадывалась, что это очень странный народ, что в них есть нечто гораздо более необычное, нежели украшения, темная кожа и яркая одежда.
- Папа! - окликнула отца девочка.
Но старик молчал. Крутом шумела толпа, а он ни с того ни с сего погрузился в глубокую задумчивость. Все эти звуки и запахи вошли в него и пробудили воспоминания о том дне, когда он последний раз побывал на ярмарке. Все предстало воочию перед его мысленным взором. Золотые монеты, сверкавшие в потных ладонях, белая пена, стекавшая с боков серебряных пивных кружек.
О сладкий обман!
Сейчас Вольверон, который и тогда уже был немолод, не чувствовал и малой толики того, что чувствовала его дочь. Все это он видел и раньше, и, кроме того, он видел правду: потрескавшуюся, облупившуюся краску, подгнивший ковер, рытвины оспин на лицах бродяг. Но в тот день, в тот последний день, когда они пришли сюда, маленькая обшарпанная ярмарка преобразилась.
Эйн, его возлюбленная, должна была встретиться с ним на кладбище.
- Сюда, милочка!
На миг - так ясно, словно к нему вернулось зрение, старик увидел девушку, бегущую между надгробьями, сжимая в руке туфельки. Ее белое платье развевалось на ветру, подол отлетал назад и казался похожим на шлейф. Сгущались сумерки. Между могилами залегли черные тени. Старик ждал, притаившись под тисом. Упав в его объятия, девушка задохнулась от испуга. К ее губам прилипли крошки печенья. Кукла, выигранная в состязании, упала на землю.
- Хочешь узнать свое будущее, детка?
Но даже тогда, сжимая девушку в объятиях, старик слышал, как, перекрывая веселый гомон ярмарки, где-то вдали стучат походные барабаны, как их грохот приближается к деревне по заросшей лесом долине.
Войско Синемундирников неумолимо приближалось.
Сайлас Вольверон умел видеть в темноте. Еще тогда, когда он был мальчишкой и глаза его были подобны зеленым озерам и сверкали так, как теперь сверкали глаза Каты, он мог с закрытыми глазами ходить в темноте. Все Диколесье, все его извилистые корни и колючие ветки запечатлелись в сознании Сайласа так, словно были выгравированы на стали. Однако потеря зрения стала для него ужасной утратой, и ничто не могло сравниться с тем кошмаром, который он увидел тогда, когда был еще зряч.
- Папа!
Старик склонился к дочери, и девочка, взглянув на изуродованное лицо отца, сразу забыла о том, что рассердилась на него за то, что он долго не отзывался. Ката протянула руки и поправила капюшон Сайласа.
День клонился к вечеру.
Старик и девочка ходили по проходам между фургонами и кабинками. Кате повезло - она успешно взобралась на самый верх груды кокосовых орехов и получила приз - толстую тряпичную куклу с нарисованной улыбкой от уха до уха. Войдя в темный шатер, девочка с замиранием сердца смотрела на женщину с рыбьим хвостом и ее безголового мужа. А потом отец усадил ее на замечательного пони с колокольчиком на шее.
Пони поскакал по проходу.
Вдруг послышался визгливый выкрик:
- Синемундирник!
Выкрик донесся оттуда, где проход сворачивал влево. Вот он прозвучал вновь - словно приглашение. В полотняном павильончике было прорезано окошко, а в окошке появлялся и тут же исчезал крошечный человечек в синей курточке.
Ката радостно рассмеялась.
Около павильончика быстро собиралась толпа. Кате мешали смотреть чьи-то широкие спины, толстые ляжки, пыльные юбки с турнюрами. Девочка изо всех сил вытягивала шею. Послышалось новое восклицание:
- Красномундирник!
Человечек в синей курточке исчез. На его месте подпрыгивал человечек в красном.
- Синемундирник! -и снова выпрыгнул человечек в синем.
- Красномундирник! - появился человечек в красном.
- Синемундирник!
- Красный!
Это было кукольное представление - игра в Красно- и Синемундирников. Вольверон, сжимая руку дочери, вздрогнул. Он и не думал, что бродяги-кукольники по-прежнему разыгрывают эту балаганную пьеску. Ведь прошло столько времени с тех пор, как состоялось настоящее сражение. А для Каты куклы были просто смешными маленькими человечками. Что старик мог сказать ей такого, чтобы она узнала правду? Куклы подпрыгивали все быстрее и быстрее. Красный, синий человечек, и снова красный, и всякий раз кукла выкрикивала свое имя.
Пауза. Над занавесом пусто. А потом вдруг снова:
- Синий!
Пауза.
- Синий, синий, красный.
Сцена опять опустела. Ката затаила дыхание. Казалось, что сейчас нет ничего важнее на свете, кроме догадки, какой же человечек выскочит - синий или красный.
Ката подняла повыше свою куклу, чтобы та тоже увидела.
- Синий!
- Красный!
И снова пауза. Открылся задник, на котором была нарисована картинка гряда зеленых холмов, а выше - заснеженные горы.
- Папочка, это же наша долина! - воскликнула Ката. Внизу, под сценой, застучал барабан. Потом над краем занавеса медленно-медленно появился человечек в синем мундире. Сначала была видна только его треуголка, потом появился нос. О, какой большой был нос, какой распухший! Наконец появился и расшитый золотом мундир. Кукла задрала нос, расправила плечи и начала раскачиваться вперед и назад. В маленьких ручках кукла сжимала штык. Раскачиваясь, она гордо пропела:
Я солдат в мундире синем!
Синий - самый лучший цвет!
Лучше цвета в мире нет!
Этот цвет я обожаю и люблю,
Только синему служу я королю!
Публика зашепталась, послышались смешки, а потом и громкий хохот. Человечек в синем мундире злобно уставился на публику и нацелил на зрителей свой штык.
