Кто выше, тот и друзей выбирает... Не я это установил.
– И не я. К тому же, я знаю, что занудой ты раньше вроде не был. Так что давай поровну. Твой авторитет как специалиста я полностью признаю. Тут деваться некуда. Только не надо нагнетать. Атмосфера и так, похоже, грозовая.
– У вас что-то случилось? – Глухов решил все-таки задать давно мучивший его вопрос, и внимательно посмотрел на Шеверова, ожидая ответа.
–Почему так решил?
– Раньше вы вообще не допускали подобных разговоров.
= Раньше не было перестройки, демократии, гласности, – Шеверов усмехнулся. – Вот и ты, Паша, пользуйся моментом, и выкладывай все без шума, по деловому, по современному, а то я что-то уже устал, – он внимательно посмотрел на Глухова. – Так говоришь, что написать что-то на бюллетене надо?
–Смотрите сами. Хотя, – Глухов подождал, пока Шеверов усядется в кресло напротив. – Еще одну вводную предварительно подкину. Представьте себя на месте Ларина. Приходит к нему дочь и говорит: «Папа, а ты действительно с космонавтами работаешь?» А отец ни сказать, ни показать, ни главное доказать этого факта не может.
–Ну уж более 20 лет в Центре. Что-то, наверно, и получил.
– Не получил. Это я знаю точно. Приказы ведь в секретном отделе хранятся. Кстати. Вам на самом деле его фамилия не знакома?
–Разве всех упомнишь?
– Жаль. Его бы вам все-таки в своем поминальнике надо было записать, – Глухов оставил в покое документацию, откинулся на спинку кресла.
–Ну и зануда же ты! – уже беззлобно проворчал Шеверов, мельком взглянув на часы. – Просто не можешь без нравоучений. Пользуешься служебным положением. Ну ладно уж, валяй. Выкладывай, что он там сотворил героического во время моей тренировки.
– Подвигом это вряд ли можно назвать, – пожал плечами Глухов, – но обнаружив отказ, Ларин целый час одной рукой держал контактный провод, а другой подрегулировал постоянно параметр, чтобы он был в норме. Иначе был бы сбой тренировки.
– Я то думал, что он комиссии как то хитро мозги сумел запудрить, а оказывается... – начал насмешливо Шеверов, и вдруг резко изменил тон, почти закричал. – Надо было техник лучше готовить перед тренировкой! Эти вводные тренажера у меня вот где сидят! – Шеверов раздраженно похлопал себя по шее, и, встав, стал нетерпеливо прохаживаться по комнате.
–У вас проходил по программе режим стыковки, – будто и не понял недовольства космонавта Глухов. – Условия, вы помните, были жесткие. Нарушение цикла влекло за собой и срочную посадку. А главное – неясным было возможно решение в этом случае для комиссии. Само устранение отказа было делом нескольких секунд, и никто не смог бы доказать факт самого отказа. Но для членов комиссии все это выглядело бы как грубые действия экипажа по управлению космическим кораблем. В конечном итоге оценка могла быть даже неудовлетворительной.
–Он мог честно обо всем доложить членам комиссии. Тренировку бы повторили.
– Я думаю, что повтор не понравился бы и вам самим, – Глухов улыбнулся. – Кроме того. Некоторые члены комиссии были готовы воспринять его слова как защиту чести мундира, то есть попытки оправдать ваши неправильные действия техническим сбоем. Вы же знаете, что подобное уже бывало.
– Откуда ты узнал об этом?
– Он не отвечал на вопросы о связи. Я побежал к нему... Мы с ним хорошо знакомы. Я знал, что он не мог уйти с рабочего места без очень важной причины.
– И все-таки. – Не хотел просто так сдавать свои позиции Шеверов. – Это его обычная работа, за которую он получает зарплату. За особые заслуги наверняка получает премии, а за активное участие в подготовке моего полета, я знаю, всем тоже выдали премию.
– Да, конечно. 15 рублей из десятков тысяч.
– Ну, извини. Премии не я распределяю.
–А этого и не требуется. Я хотел лишь внести ясность, – Глухов внимательно посмотрел на Шеверова и добавил. – Между прочим, никто об этом кроме меня не знает.
–Ну и ладно. Просветил меня и достаточно. Не будем возвращаться к дореволюционным событиям. Согласен? – Глухов промолчал, а Шеверов продолжил. – Пусть мужики принесут эти бумаги. Я подпишу.
– Не принесут Виктор Иванович, – покачал головой Глухов. – Они народ гордый и принципиальный. Если сами их не найдете в одном из соседних помещений. К тому же, – Глухов колебался, не зная как продолжить главную мысль, потом решился. – Мне кажется, что вы не совсем искренни в своем желании поздравить юбиляра. Ребята это сразу почувствуют. Вам же нужно будет, как то объяснить смену своего решения. Так что не надо пока торопиться. Да, вспомнил Глухов. – Полина Аркадьевна хотела с вами поговорить перед встречей со школьниками. Я сейчас посмотрю, пришла ли она.
Шеверов не успел ответить, как Глухов вышел из комнаты и сразу же возвратился с учительницей.
– Здравствуйте, – тихо поздоровалась она, и остановилась у двери.
– Здравствуйте, Полина Аркадьевна. Проходите, садитесь, – и подождав пока она уселась в кресло, Шеверов спросил. – Я правильно вас называю?
–Правильно. Только это не так важно.
– Что же важно?
– Ваш сын и его проступок, о котором, я надеюсь, вы уже знаете.
Глухов тихо, не привлекая к себе внимания, вышел из комнаты.
–Сын, говорите, – сразу посерьезнел Шеверов. – И лучшего места вы не выбрали для разговора. – Он усмехнулся, и по привычке предложил. – Почему бы вам не прийти к нам домой? Спокойно поговорили бы, без всякой спешки. – Сказал и чуть не прикусил свой язык, вспомнив, наконец, где видел эту симпатичную женщину...
В тот вечер он был занят срочной работой, когда в кабинет без стука вошла жена.
–Там тебя ждет дама... Учительница. Ты уж ей втолкуй, куда она попала и с кем разговаривает.
– А ты что, не могла сама с ней разобраться?
– Хотела. Ей тебя подавай. Моих способностей оказалось мало.
Она говорила громко, явно рассчитывая, что учительница их услышит, и Шеверову захотелось прервать ее, но не стал. Привык к тому, что в таком состоянии жену лучше не трогать. Молча отложил работу и вышел в гостиную.
–Здравствуйте. Проходите в кабинет, – сразу же пригласил он учительниц и отступил в сторону, пропуская ее вперед.
Она вошла, нерешительно остановилась у двери.
–Садитесь, – Шеверов усмехнулся, подумав о том, что вот и еще одна любительница автографов пришла с ним познакомиться, воспользовавшись при этом своим служебным положением, как великолепным предлогом. – Слушаю вас.
– Спасибо. Я на минутку, – учительница присела на краешек стула. – Я классный руководитель вашего сына. – Она перевела дыхание, справилась с волнением, и уже более уверено продолжила. – Хочу обратить ваше внимание на поведение Кости. Он добр и жесток, очень контактный мальчик и эгоист одновременно. Надо что-то делать...
Учительница продолжала свой рассказ, а Шеверов никак не мог сосредоточиться на ее словах. Не мог понять, что же мешает ему сделать это. Толи то обстоятельство, что напротив него сидит молодая красивая женщина, толи срочная работа, мысли о которой он никак не мог отбросить, толи жена, насмешливо посматривающая на молодую учительницу, к которой она чувствовала неприязнь с первых дней ее появления в школе. Эта учительница не сочла нужным, сначала посоветоваться с женой, а уж потом лезть домой со своими вопросами к столь занятому человеку, как знаменитый космонавт Виктор Иванович Шеверов. В школе, как рассказывала жена, она тоже не чувствовала со стороны учительницы никакого почтения ни к ее педагогическому опыту, ни к ее возрасту, ни тем боле к положению родителей, которые были для нее почему то все одинаковыми.
Суть вопросов, беспокоящих учительниц, Шеверов так и не понял, потому что и не вдумывался в ее слова. В голову почему то упорно лезла мысль: «Слышала ли учительница слова жены? Если да, то, что она
