косноязычности - и тут же раздраженно отмахнулся: какая разница?!
Да никакой. Что старику этому трехсотлетнему, что дурню-Иссканру, что Мыкуну - нет им до слов никакого дела! И до Фриния - никакого, если не считать того, что ждут, пока он, как балаганный фокусник, вынет им из воздуха да положит в протянутые руки обещанное.
Вяло, тяжело и огнисто ворочалось в животе невесть что. 'Чужой, подумал чародей. - Для них и вообще для всего мира я чужой - и ничего уже не изменится'. Он смотрел на своих спутников: как белесым призраком сидит под стеночкой Мыкун, как вышагивает по залу угрюмый Быйца, как Иссканр, что-то пробормотав, направился в один из боковых коридоров. Этот куда еще подался?! Впрочем, все равно, далеко не уйдет, дурак - но не настолько.
И никому, ровным счетом никому нет дела до...
Тяжелая ладонь хлопнула Фриния по плечу - он обернулся.
- Холодает, - сообщил Быйца, сверкая совиным оком. - И ветер... все сильнее дует, между прочим. А ты тут стал врастопырку и потолком любуешься!
Он выжидательно глядел на Фриния и явно напрашивался на скандал. И получил бы, что хотел, но то ли во взгляде, то ли в интонации, какой были произнесены обидные слова, чародею померещилось вдруг что- то невыносимо знакомое, что-то из прошлого, что-то...
- Так и будешь молчать? Дитё ж вон мерзнет, на ней же, кроме рубахи этой да штанов ничего, считай, и нет. А здесь тебе все-таки не то, что в низине, - холодно здесь! Или думаешь, если она слова сказать не может...
До Фриния наконец дошло.
- Что ты сказал?!
- То, что ты услышал, то я и сказал, - кудахтнул Быйца. - И учти, со мной ты впредь будешь разговаривать вежливо - седины нужно уважать, особенно такие, как у меня, - он посмотрел вызывающе. И чародей первым отвел взгляд ('Он знает?!').
- Думаю, впредь мы все будем вежливее и внимательнее друг к другу.
Горбун довольно кивнул:
- И начнем прямо сейчас и с нее, - он указал подбородком и кадыком на Мыкуна. - Кстати, скажи, зачем ты решил выдать ее за мальчика?
Вместо ответа Фриний покосился в ту сторону, куда ушел Иссканр.
- Из-за него?! - закашлялся смехом старик. - Ну ты даешь!.. Парень не настолько прост, чтобы... Ладно, - махнул он рукой, - чем греться-то будем? У тебя наверняка ведь еще какие-то 'игрушки' припасены, как раз на такой случай.
'Да, - теперь на дне Фриниевой души плескались облегчение вперемешку с благодарностью и злорадством. - Да, конечно! Когда я готовился, я не думал о 'таком случае', но... Да, припасены!'
Из мешка он вынул лакированный человеческий череп, без нижней челюсти и без правого клыка, потом оттуда же добыл памятную по прошлой ночевке свечечку, зажег ее, установил на полу, а сверху накрыл черепом. Быйца, похоже, знал, что к чему, но только крякнул себе под нос: 'Вот та-ак даже...' - а возражать не стал.
'А пусть бы и возражал, - подумал Фриний. - Ничего другого я тебе предложить не могу', - и сам же испугался этих слов.
'Так - есть, пить, спать! Когда они уснут, я попробую что-нибудь сделать. ...Еще и Мыкун, Мыкунья эта, - раньше он старался даже думать о ней, как о мальчике, но теперь можно было не следить за собой, - навязали мне ее, навязали... а зачем - не знаю. Пока - не знаю', - добавил, как будто это что-то меняло. Достал из мешка лепешки и сыр, принялся кормить... 'как же ее звать-то теперь? полудурой, что ли?' - кормить Мыкунью, потом поел сам. Быйца пристроился в сторонке и тоже чем-то чавкал, причем чавкал как-то очень уж нарочито, вызывающе.
Иссканр до сих пор не вернулся.
'И где его зандробы носят?!'
Фриний взглянул туда, где чернел проем коридора, чем-то привлекший Иссканра.
Проема не было - одна сплошная стена, черная, гладкая, безответная.
...постепенно Лабиринт менялся.
* * *
- Ки-иса, ки-иса! Хороший какой!
Самый наглый, рыжий и упитанный из котов Борка-Шрама открыл один глаз и посмотрел на протянутую к нему руку. Никто и никогда, даже выпивши кружек пять коронной Борк-Шрамовской 'беззвездной ночи', не назвал бы рыжего 'хорошим'; о 'кисе' и речи не идет.
Секунду - малодушную, но очень короткую секунду - Гвоздь даже размышлял, не предупредить ли. Жалко все-таки. Если б кот хотя бы принадлежал Борку, а то ведь несправедливо: человек всю жизнь боролся с этими мяукающими негодяями, а теперь за них же и наказание понесет (вот как только рыжий вцепится в графинькину ручку всеми своими втяжными когтями-скальпелями, так и понесет...).
Жалко - а что поделаешь? Да и не успеть уже...
- Госпожа! - вякнул, появляясь в дверях и понимая, что вот-вот случится непоправимое, Борк-Шрам. - Не надо, госпо!..
Кот зажмурился и выпустил когти. Провел ими по столешнице, довольно выгибая спину и вздыбив хвост. Графинины пальчики ловко прохаживались по его спине.
- Балаган бесплатный! - в сердцах прошептал Гвоздь. Следовало признать: последняя представительница славного рода Н`Адер умеет укрощать не только людей.
- ...пожа! Пожалуйста, прошу вас!..
Она повернулась к побледневшему Борку-Шраму, продолжая ласкать кота:
- Что-то не так?
- Хвост-Трубой обычно... э-э-э... не очень-то приветлив с чужими.
' 'Хвост-Трубой?!' Чего-то я в этой жизни, кажется, не улавливаю', подумал Гвоздь.
- Просто он принял меня за свою, ваш кот.
- О, госпожа, он вовсе не мой кот! Я борюсь с этими хвостатыми подонками уже несколько лет - и... - Борк-Шрам заметил наконец Гвоздя, глаза его увеличились раза в два, а кадык смешно подпрыгнул вверх- вниз. Трактирщик махнул рукой: - Ах, что ж я вас-то на пороге держу, всякой чепухой забалтываю! Может, госпоже угодно чего-нибудь выпить? Для меня огромная честь...
- Ты знаешь господина Туллэка, врачевателя? - не слишком вежливо перебила его графиня.
'А ты-то его откуда знаешь?' - удивился Гвоздь. Но уже мгновением спустя начал догадываться, складывая воедино фразы, события, лица...
- Разумеется, - кивнул Борк-Шрам.
- Тогда пошли кого-нибудь за ним, а мы с господином Кайнором пока подождем здесь.
'И с господином Айю-Шуном', - мысленно добавил Гвоздь, косясь на застывшего у дверей тайнангинца. Тот стоял настолько бесшумно и недвижно, что Борк-Шрам только сейчас заметил смуглокожего. Судя по выражению лица, трактирщик счел начало сегодняшнего дня неудачным.
'Это ты не знаешь характера нашей маленькой Флорины. Все еще только начинается'.
Гвоздь, к собственному неудовольствию, уже успел как следует изучить нравы госпожи Н`Адер. После памятного (как сказали бы в какой-нибудь балладе, 'судьбоносного') разговора с графиней Кайнору позволили повидаться со своими 'сотруппниками' - но лишь для того, чтобы собрать вещи и попрощаться. Чернявая не собиралась зря тратить время, она готова была тотчас отправиться в путь - и отправилась, прямо после обеда! И вынудила кучера гнать коней всю ночь - а своих попутчиков спать прямо в экипаже.
Впрочем, о попутчиках особый разговор. 'Мы что, поедем впятером?! - не поверил собственным ушам Гвоздь, когда графинька впервые сообщила ему об этом. - Вы хоть понимаете...'
'Не просто понимаю - я была в Храме. И знаю - в отличие от вас, - что в паломничество не ездят в сопровождении эскорта из сотни слуг'.
'Но и не с тремя же! - не сдавался Кайнор. - Кучер, телохранитель и служанка - и всё?!'
'Почему же 'всё'? - улыбнулась чернявая. - Еще жонглер'.
Гвоздю оставалось только покачать головой: он редко встречал людей, способных победить его в словесной дуэли; женщин - вообще не встречал... если не считать Лютен, конечно.
Но он не сомневался, что еще отыграется.