заранее предчувствуя то, что ожидало его в снах.
Фигурка Оаль-Зиира стояла на небольшом мраморном постаменте перед той лестницей, что вела на второй этаж, в покои Талигхилла. Принц не сомневался, что местоположение для статуэтки выбрано Домабом намеренно. И ведь не потребуешь, чтобы переставил, — обидится.
Принц миновал уже половину лестницы, когда что-то заставило его посмотреть вниз, на свои туфли — к правой прилип черный овальный листок. Наверное, прицепился, когда Талигхилл стоял на веранде. Принц вздрогнул и наклонился, чтобы содрать его и швырнуть подальше. Некоторое время Пресветлый наблюдал, как листок, медленно кружась, падал на ковер гостиной; потом продолжил свое восхождение.
Он вошел в спальню и сел на кровать, уставясь прямо перед собой невидящим взором. Потом лег на покрывала и погасил светильники. И уснул.
В снах его, разумеется, поджидали черные лепестки.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Тишина вокруг меня буквально взорвалась разноголосым гамом — все спешили поделиться впечатлениями от первого повествования. Я, между прочим, тоже.
— Боги, как жарко! У вас нет чего-нибудь попить?
— Эти лепестки. И голоса. Они же говорили на древнеашэдгунском! Я же не знаю древнеашэдгунского, разве только чуть-чуть, в пределах школьной программы! Но я понимал все, что говорил Талигхилл!
— Согласитесь, господа, это… впечатляет! Но как же здесь жарко! Нет ли у кого-нибудь с собой воды?
Сидевший справа от меня журналист расстегнул один из своих многочисленных карманов и извлек оттуда флягу. Он надолго приложился к ней, потом предложил Карне, глядя поверх меня, словно я вовсе и не сидел здесь. Девушка с благодарной улыбкой приняла флягу, а этот хлыщ тем временем покачал головой:
— Боги, ну и ну! Никогда не верил в подобное до конца. Тысячу раз слышал рассказы внимавших, а не верил. Демоны! Я чувствую, этот репортаж получится на славу.
Я саркастически хмыкнул и повернулся к девушке:
— Ну, как вы после такого? С вами все в порядке? Она мило улыбнулась и передала мне флягу:
— Спасибо. Вроде бы все нормально. Хотя, конечно, берет за душу.
Я сунул полупустую флягу журналисту (разумеется, не отпив ни глотка) и хотел было снова повернуться к Карне, но неожиданно этот писака цепко схватил меня за руку:
— Погодите, Нулкэр. Вас ведь зовут Нулкэр?.. Только не говорите мне, что не чувствуете жажды. Пейте, с меня не убудет. Пейте, чудак человек, и не обижайтесь на меня за — вчерашнее.
Я сухо поблагодарил, но воды отхлебнул. И впрямь, жарища в комнате стояла невыносимая. А может, просто так казалось после повествования. Как бы там ни было, я отдал-таки флягу журналисту и снова повернулся к Карне. Девушка утешала сидевшую рядом с ней полную женщину с большими испуганными глазами и сильной одышкой; женщина постоянно хваталась за сердце и мотала головой из стороны в сторону, отчего растрепавшиеся кудряшки крашеных волос хлестали ее по лицу. Остальные внимавшие тоже находились под впечатлением от повествования и не умолкали ни на секунду.
Мугид дал нам выговориться всласть, потом встал со своего каменного трона и попросил тишины. Тишину ему, конечно, предоставили, хотя в ней, словно на сетчатке глаза после того, как смотришь на яркий свет, остались следы наших голосов.
— Итак, господа, — молвил сей удивительный старик, — сегодня мы начали знакомство с историей ущелья. Впереди нас ждет еще много повествований, но на этот день, думаю, достаточно. Все вы, как и Талигхилл, наверное, проголодались и с удовольствием поужинаете.
— Пообедаем, — поправил его кто-то.
— Я не обмолвился, — покачал головой Мугид. — Поужинаете. Повествования отнимают огромное количество времени. Сейчас уже вечер, господа. Прошу вас проследовать в Большой зал. Думаю, стол уже накрыт.
Мы стали подниматься и, не прекращая обсуждать пережитое, направились к выходу из комнатки. Я чуть подзадержался, пропуская вперед себя дам, а потом неожиданно почувствовал чью-то крепкую ладонь на своем плече. Обернулся.
— Господин Нулкэр, — проговорил Мугид, глядя мне прямо в глаза, словно хотел просверлить во мне две сквозные дыры. — Господин Нулкэр, я повествователь со стажем. Поэтому мне доступны многие вещи, о которых иные люди могли бы лишь догадываться. Будьте поосторожнее, господин Нулкэр, не вглядывайтесь чересчур пристально и не пытайтесь запомнить.
— О чем вы, господин Мугид? — недоумевающе спросил я. — Что вы имеете в виду?
— Вы знаете, что я имею в виду, — с нажимом произнес старик. — Повторяю, не вглядывайтесь чересчур пристально и не пытайтесь запомнить. Бесполезное занятие. Я бы даже сказал, вредное. — С этими словами он легонько подтолкнул меня к выходу и, словно в насмешку, произнес: — Приятного аппетита, господин Нулкэр.
— И вам того же, — сказал я, не поворачивая головы. — Но я не понимаю…
Сзади заскрипела дверь, и послышался стук шагов, удаляющихся прочь.
Я оглянулся. Повествователь не шел вместе со всеми к лестнице, он приблизился к одному из гобеленов, откинул матерчатый прямоугольник и исчез в проеме за ним.
Что он имел в виду?
— Вы идете, Нулкэр? — Это была Карна.
— Разумеется, иду. — Я помахал ей рукой и стал подниматься на второй этаж, к нашему ужину. Пока поднялся, понял, что зверски голоден, и поэтому не сразу обратил внимание на то, что Мугид уже сидел во главе стола. Но он же остался внизу! Наверное, какой-то скрытый лифт.
Конечно, это была полнейшая ерунда — насчет лифта, но ничего более разумного на тот момент в голову мне не пришло. Я откинул все загадки этой таинственной «Башни» и вплотную приступил к еде. Об остальном у меня будет время подумать и после.
Когда все поужинали и медленно расправлялись со сладким, повествователь встал, сообщил нам, что завтрашний сеанс начнется примерно тогда же, когда и сегодняшний, после чего пожелал всем спокойной ночи и удалился. Я проводил его пристальным взглядом, но старик так и не обернулся. «Не вглядывайтесь чересчур пристально». Да пошел он!..
Он-то пошел, но я остался — и снова угодил в лапы к журналисту. Писака прикоснулся к моему рукаву, желая обратить на себя внимание, и заговорил:
— Знаете, мне кажется, вы все еще сердитесь на меня Наверное, я не имел права задавать вам те вопросы и так настырно требовать на них ответа, но…
Я едва удержался от того, чтобы не прокомментировать: в конце концов, человек пытается извиниться.
— Эта дурацкая обстановка, — он обвел вилкой зал и растерянно покачал головой, — эти псевдофакелы, псевдогобелены и псевдобашня — они произвели на меня странное впечатление. Вот и цеплялся вчера, как репей. Мне показалось, вы тоже почувствовали… Простите — снова возвращаюсь ко вчерашней теме. Да, кстати, я ведь до сих пор не представился. Ваше-то имя я знаю — поделилась Карна, а вы мое — нет. Данкэн, журналист, пишу для нескольких столичных изданий, в том числе и для…
— Прошу прощения, что перебиваю вас, — вмешалась подошедшая Карна. — Просто хотела пожелать вам спокойной ночи и приятного времяпрепровождения.
Она очаровательно улыбнулась и ушла, сопровождаемая слугой. Я мысленно выругался. Опять Данкэн влез со своей беседой в самый неподходящий момент. Он, кажется, почувствовал перемену в моем настроении, потому что прервал себя на полуслове и сокрушенно покачал головой:
— Знаете, Нулкэр, иногда мне кажется, что я зря ввязался во все это.
