— Во что «это»? — Похоже, в моем голосе все-таки проскользнула нотка раздражения. — И почему вы считаете своим долгом признаться во всем «этом» именно мне?
— А кому еще? — чуть вызывающе спросил он и снова обвел вилкой зал, указывая на расходящихся потихоньку гостей. — Кому? Той толстухе, что тряслась после первого же сеанса взбесившимся студнем? Или во-он тому очкарику, который только и делает, что нервно поправляет свои нелепые стекляшки и пялится на все, словно рыба из аквариума? Или, может, этому старичку, напоминающему генерала в отставке? Уверен, после второго-третьего сеанса половина из них умчится отсюда, даже не взяв компенсационных денег. А половина оставшихся начнет тихо сходить с ума.
— Тогда расскажите Карне, — посоветовал я. — Или ее вы тоже относите к людям второго сорта?
Данкэн покачал головой:
— Во-первых, я не говорил, что считаю их людьми второго сорта. Просто нервная система у некоторых послабее, чем нужно для всех этих повествований. А во-вторых, я уже рассказал Карне.
— И?..
— И она поняла меня. И даже сказала — демон меня забери! — что она почувствовала нечто подобное, когда поднималась вчера по лестнице — и потом, позже.
Я вдохнул побольше воздуха и стал медленно выдыхать его, надеясь таким образом хоть немного успокоиться. Разговор приобретал несколько абсурдную окраску.
— Подождите. Что «нечто подобное ей привиделось? И почему вы рассказываете обо всем этом мне?! Почему?! Демон вас забери!
— Потому что я не могу держать все это в себе! — отчаянно прошептал, наклонившись почти к самому моему лицу, Данкэн. — Вот почему! Потому что я боюсь — и сам не знаю, чего именно. — Неожиданно он откинулся на спинку стула и покачал головой: — Что же касается «чего-то подобного», то, думаю, вы сами прекрасно понимаете, что я имел в виду.
— Нет! — прорычал я, взбешенный. — Я не какой-нибудь растреклятый Пресветлый с даром чтения мыслей, и я не понимаю того, о чем не говорят в открытую и даже думать боятся! Вы псих, Данкэн, просто молодой человек с расшалившейся фантазией, навыдумывавший демон знает какой чуши и пытающийся теперь спастись от нее, рассказывая о ней другим! Боги, вам что, мало повествований?! Зачем еще нагнетать и без того тяжелую атмосферу, скажите на милость?! Неужели только затем, чтобы можно было написать крутой «репортаж из проклятой башни»?
— Вот! — сказал он внезапно, тыкая вилкой в опасной близости от моих глаз. — Вот! Вы только что сами признались..
— В чем? Ну в чем я признался, скажите на милость?!
— В том, что здесь тяжелая атмосфера, — заявил он, невозмутимо уставясь на меня своими блестящими глазами. — И теперь вам не отвертеться.
И здесь я сделал, наверное, единственное, что могло обескуражить его. Я рассмеялся. Я смеялся долго и со смаком, не обращая внимания ни на его удивленную физиономию, ни на осторожные взгляды слуг. Отсмеявшись, похлопал его по плечу и встал:
— Если желаете — если вам будет от этого легче, — я готов тысячу раз повторить: «Здесь тяжелая атмосфера». Вы довольны, дружище? Надеюсь, что да, потому что больше мне нечем вам помочь. Привет! Надеюсь, за завтраком мы с вами не увидимся.
С этими словами я развернулся и вышел прочь из зала. Сумасшедший день и достойное его завершение.
В комнате было невыносимо холодно. Когда я уходил, забыл закрыть окно заглушкой, и теперь ночной воздух пробирался внутрь, остужая простыни и одеяла. Выругавшись, я поднял прислоненную к стене заглушку и плотно притиснул ее к окну. Ужасно хотелось спать, и веки не желали слушаться моих команд. Но спать было еще рано.
Я раскрыл сумку, достал оттуда диктофон и принялся за работу. Кроме того, нужно было сделать хотя бы пару эскизов, пока изображения свежи в памяти. Почему-то казалось, что впереди меня поджидают тяжелые деньки с минимумом свободного времени, а при таком раскладе, как правило, то, что не фиксируешь сразу, потом очень быстро и безвозвратно забывается.
Закончил я только через пару часов, забрался под одеяла и на ощупь потушил свет. Конечно, нужно было еще обдумать все случившееся после повествования, и обдумать серьезно, — но сил на это уже не было. Сон проникал в меня, и оставалось только надеяться, что в нем не будет никаких черных лепестков и сумасшедших журналистов. Впрочем, если бы нужно было выбирать между тем и другим, я бы, наверное, выбрал лепестки.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
Меня разбудили еще раньше, чем вчера. Слуга бесстрастным голосом сообщил, что пора завтракать и что сразу после завтрака начнется повествование, так что, если я не хочу его пропустить, лучше поторопиться. Я не стал уточнять, что именно «если я не хочу пропустить» — завтрак или повествование, — просто сполз с кровати и начал одеваться. Я не желал пропускать ни того ни другого.
Спустившись в Большой зал, с некоторым удовольствием заметил, что за столом собрались не все. Вот Данкэна, например, нет. Мелочь, а приятно. Небось спит без задних ног после вчерашних откровений. Наверное, и напился еще, как сапожник.
Я опустился на стул с львиными лапами вместо ножек и улыбнулся Карне:
— Привет! Как спалось? Она мило сморщила носик:
— Спасибо, не очень. В этих комнатах или слишком жарко, или слишком холодно. Вчера мерзла всю ночь под одеялами, а сегодня — наоборот. Почему-то кажется, что отчасти в этом виновато давешнее повествование.
— Не исключено, — согласился я, накладывая себе салат. — Помните, как вчера сразу после него всем захотелось пить?
— Точно. Я тогда еще удивилась, а потом забыла — столько было впечатлений.
— Да, — кивнул я, — впечатлений предостаточно.
Даже больше, чем хотелось бы.
— Кстати, вы не видели Данкэна? Я покачал головой:
— Нет. Мы расстались с ним вчера, и с тех пор — не имел чести. А что?
— Да ничего в общем-то. Просто я подумала, что он — единственный, кого сегодня нет за столом. Странно, не так ли?
— Ну, эта странность — ничто по сравнению с ним самим, — ответил я, немного злорадствуя. — Он ведь сам — одна большая ходячая странность.
— Он не понравился вам, — констатировала Карна. — Почему?
При этом она пытливо посмотрела на меня, словно хотела увидеть, когда я скажу неправду.
— Данкэн говорит странные вещи, — осторожно произнес я. — Неприятные и непонятные вещи. Вчера мне показалось, что он немного не в себе. Психически неустойчивый человек.
— Может быть, — задумчиво прошептала девушка. — Может быть, вы и правы. Но все-таки почему его нет с нами? Странно.
Мы завершили завтрак в молчании, и я готов был побиться об заклад, что Карна все время думала об этом проклятом писаке. Подобные мысли раздражали, но я напомнил себе, что нахожусь здесь не затем, чтобы ухлестывать за молоденькими девушками. Даже если они демонически хороши. В конце концов, стоит мне закончить это дело, как отбою от них не будет. Тогда ничто не помешает отыскать Карну и попробовать продолжить все в совершенно другой обстановке.
От этих мыслей меня оторвали — кто-то меня толкнул. Я обернулся, почти на сто процентов уверенный, что это появилась наконец наша пропажа — растреклятый Данкэн. Но это был не он. Это была та самая толстуха с крашеными завитыми волосами — та, которую успокаивала вчера Карна. Видимо, дама чересчур увлеченно орудовала вилкой с ножом и не рассчитала силу замаха на тот искромсанный кусок
