бормотал он.
– Давайте-давайте, усаживайтесь, – с улыбкой ответила она.
Наконец с помощью Уильяма и Джима Риджуэй оказался в карете. Уильям уселся рядом с кучером, а Джим разместился на запятках.
– Вы и правда не хотите выпить со мной за здоровье нашего короля, миледи? И за всех тех, кому хитрые бабы норовят навязать чужих ублюдков?..
– Вот что: по-моему, сегодня вы уже достаточно выпили, мастер Риджуэй, – не терпящим возражений тоном произнесла Аморе. – Сейчас я отвезу вас домой, чтобы вы хорошенько проспались.
Лицо Алена перекосила гримаса отвращения.
– Нет… – протестующе зашептал он. – Куда угодно, только не домой. Не… не надо домой, – еле слышно пролепетал он. – Не надо. – Веки у него смыкались, и в полусне он вновь повторил: – Только… не домой… Только не…
Аморе с сомнением поглядела на него. С чего бы это ему так напиваться? – спрашивала она себя.
– Так куда едем, миледи? На Патерностер-роу? – осведомился кучер.
Помедлив, Аморе приоткрыла дверцу кареты и крикнула вознице:
– Нет-нет, Роберт, езжай в Хартфорд-Хаус!
Пока они ехали, Ален иногда приходил в себя, недоуменно вертел головой, что-то бормотал, затем снова проваливался в пьяное забытье. Во дворе Хартфорд-Хауса Уильям и Джим извлекли лекаря из кареты и по распоряжению Аморе отнесли в комнату для нежданных гостей, специально подготовленную для подобных случаев, где возложили на кровать под балдахином.
– Разденьте его и отдайте одежду в стирку. Она пропахла табаком и винным перегаром.
Пока Уильям с Джимом снимали с Риджуэя обувь, чулки, штаны, сюртук и сорочку, Аморе, стоя тут же, без всякого смущения наблюдала за происходящим. И в обнаженном виде этот уже не молодой человек сохранял привлекательность. Крупное, чуть неуклюжее тело, длинные руки и ноги и нежная, едва покрытая волосами кожа. На талии и животе отложились складки – свидетельство увлечения вкусной едой, но в целом Риджуэя никак нельзя было отнести к располневшим. Длинные прямые волосы до самых плеч оставались черными как смоль, если не считать редких серебряных ниточек у висков. Такого же цвета были и волосы Аморе. На щеках и подбородке выступила трехдневная щетина. Странно! Ранее леди Сен-Клер склонности к неряшливости за Риджуэем не замечала. Тем более к пьянству. Наверняка произошло нечто из ряда вон выходящее. И явно связанное с этой непонятной скоропалительной женитьбой вопреки его воле. Иначе чего бы ему так противиться, чтобы его отвезли домой, к любимой жене?
Ален не шевелился. Он провалился в сон и захрапел. Уильям повернул лекаря на бок, чтобы тому было удобнее спать.
– Как он? – с оттенком беспокойства спросила Аморе.
– Ничего страшного; мастер Риджуэй – человек выносливый, как оказалось. Правда, не удивлюсь, если завтра утром он голову от подушки не оторвет, – заметил слуга.
Уильям закрыл ставни, взял свечу со стола и вместе с госпожой покинул спальню для гостей.
Когда Ален открыл глаза, ему показалось, что он очнулся после лошадиной дозы наркоза. В голове царил полный хаос. Что все-таки с ним произошло? Он стал лихорадочно восстанавливать в памяти прошедшие события. Отвратительный привкус во рту дал ответ на мучивший его вопрос. Какое же мерзкое пойло подавали в этой харчевне! Что, впрочем, не помешало опрокинуть множество кружек.
Постепенно мир вокруг обретал отчетливость, и Риджуэй с любопытством стал оглядывать помещение. Сквозь щели ставен лучи солнца огненными копьями протянулись в комнату, и Ален смог рассмотреть обстановку. Он лежал на постели с красно-золотыми занавесями балдахина. Стены покоя были обиты камчатной тканью. Повсюду висели картины в дорогих рамах. Изумленный Ален, усевшись в постели, попытался сообразить, куда он попал. И вспомнил: леди Сен-Клер везла его куда-то в своей карете. Вероятно, это ее дом. При мысли о том, в каком состоянии видела его эта женщина, Ален едва не сгорел от стыда. Боже! Как он мог допустить подобное?!
Отбросив покрывало и собираясь встать, Ален с еще большим изумлением установил, что спал совершенно обнаженным. Кто же его в таком случае раздевал? Понятное дело, слуга, потому что все остальные варианты, само собой, отпадали.
Справив нужду в находившийся тут же объемистый ночной горшок, Ален подошел к окну и раскрыл ставни. Солнце стояло высоко на небе – наверняка сейчас около полудня. Вернувшись к балдахину, Риджуэй огляделся по сторонам. А где его платье? Он обыскал всю комнату, заглянул даже под кровать, но одежды и в помине не было. Он было собрался завернуться в покрывало, как в тогу, и отправиться на поиски слуг, как дверь открылась и в комнату вошла молодая женщина. Ален, красный как рак, бросился в кровать и стал поспешно натягивать покрывало.
– Доброе утро, месье! – приветливо обратилась к нему незнакомка. – Меня зовут Арман, я горничная леди Сен-Клер. Я принесла вам горячей воды для умывания и одежду.
Последнюю фразу девушка произнесла с хитроватой улыбкой.
Вскоре на столике для умывания стоял оловянный тазик с водой, рядом лежали мыло и бритва.
Горничная говорила с французским акцентом, и это действовало на Риджуэя странно возбуждающе. Арман была довольно миленькой, с темными кудряшками и карими словно орех глазами.
Ален смущенно откашлялся.
– Может, вы покажете мне, где находятся покои вашей госпожи?
– Да-да, я провожу вас к ней, – заверила его Арман и вышла, оставив его одного.
Ален умылся, потом вычистил зубы солью, которую обнаружил в затейливой формы сосуде на столике для умывания. Затем, основательно намылив подбородок и щеки, тщательно и не спеша побрился. После этого надел выстиранное и выглаженное платье и попытался с помощью гребня пригладить взъерошенные волосы.
Горничная вернулась и провела его по коридору до двери. Уходя, она кокетливо улыбнулась ему на прощание.
Ален осторожно постучал, и тут же стал проклинать свою неотесанность – следовало, как это водилось при дворе, лишь слегка поскрести ногтями по дереву. Сгорая от смущения, он вошел и, к своему изумлению, граничащему с ужасом, понял, что находится в будуаре леди Сен-Клер. Огромная кровать под балдахином из зелено-золотой парчи занимала почти всю спальню. Стоявшая у окна Аморе обернулась и, приветливо улыбаясь, направилась к нему.
– Ну наконец-то вы, мастер Риджуэй. Я уже потеряла всякую надежду, – шутливо произнесла она.
На женщине был пеньюар из темно-синей тафты. А под ним, как заметил Ален, лишь длинная кружевная сорочка и шелковые чулки. Густые черные волосы длинными локонами спадали до талии.
Ален собрался было рассыпаться в благодарностях за ее милое гостеприимство, за все хлопоты, но продолжал стоять будто воды в рот набрав. Потом заговорил, но, поняв, что несет околесицу, вновь умолк.
Ответом была снисходительная улыбка Аморе.
– Может, вы все-таки присядете? Наверняка вы проголодались. Не окажете ли любезность отобедать со мной?
Не дожидаясь ответа, хозяйка дома направилась к дверям и, выглянув в коридор, отдала распоряжение лакею приготовить все для обеда.
Тем временем Ален обрел дар речи.
– Мне очень жаль, что я доставил вам столько хлопот, миледи. Я… я в неоплатном долгу перед вами.
Она одарила Алена очаровательной улыбкой, которая чуточку успокоила его. Смущение первых минут миновало.
– Забудьте об этом, дорогой. У вас есть недруг, использующий столь неприглядные и коварные способы и желающий погубить вас. Уильям мне обо всем рассказал. Оказывается, этот Лэкстон пытался убить вас.
– Но…
– Вы, конечно, можете не соглашаться со мной, но я в этом убеждена. Он без колебаний убил бы вас, если бы только был уверен в своей безнаказанности. Так что позвольте мне и впредь заботиться о вашей
