Пастор, видя, что несчастный чужестранец при смерти, поторопился с объяснениями.
– Я пастор, друг мой, – тоже по-французски ответил он. – Ответьте мне, вы раскаиваетесь в своих грехах?
Умирающий, собрав последние силы, попытался что-то сказать, но вместо слов выходили хрип и бульканье. Француз закашлялся, из разбитых губ сочилась кровь.
Иеремия отпустил ему грехи. В потухших глазах умирающего промелькнула искра благодарности, потом взгляд остекленел, и вскоре француз закрыл глаза. Он был мертв. Иезуит осенил себя крестным знамением.
– Ах, так ты пастор-папист! Эй, слышите? К нам забрел проклятый Богом папист! – ненавистно возопил кто-то.
Мужчина, стоявший рядом с Иеремией, по тому, как иезуит перекрестился, мгновенно распознал в нем католика.
– Ну-ка все сюда! – злорадно поглядывая на пастора Блэкшо, заорал мужчина. – Так вот кто поджег наш город! Вот кто повинен в гибели наших жен и детей!
Недавние ремесленники, торговцы и законопослушные граждане, сжав кулаки, грозно надвигались на пастора. Глаза их горели злобой. Иеремия поднялся и, пытаясь сохранить самообладание, выпрямился.
– Повесить его! – раздался злобный вопль.
– Пусть этот негодяй дергается в петле!
– Давайте тащите сюда веревку!
Двое подбежали к Иеремии и потащили его за собой. Иезуит не сопротивлялся. Вдруг один из мародеров ударил его кулаком в лицо. Он покачнулся, но заставил себя устоять на ногах. Второй удар пришелся в живот. Со стоном Иеремия скрючился и упал на колени. Толпа, почуяв кровь, одурела – безропотно принимавшая муки жертва еще больше распаляла их. Два каких-то верзилы принялись без разбору бить пастора, олицетворявшего для них сейчас все зло мира, все ненавистное протестантам-англиканцам. Иеремия упал. Инстинктивно он попытался закрыть лицо и голову от ударов. Кто-то саданул его ногой в бок, и пастору показалось, что в сердце воткнули раскаленную пику. От боли он начинал терять сознание.
– Вот веревка! – захлебываясь от недоброго восторга, объявил мужской голос и поднял толстенный канат над головой, чтобы все видели.
Кто-то, подхватив Иеремию под мышки, куда-то потащил. Кровь из разбитого лба заливала лицо. Наконец его поставили на колени, и Иеремия почувствовал, как на шею ему надевают петлю из грубой толстой веревки. И в следующее мгновение полетел во тьму. Открыв глаза, пастор Блэкшо понял, что лежит на спине, а перед ним снуют злорадно улыбающиеся лица.
– Пусть он у вас хоть помолится, – насмешливо произнес молодой голос.
– Да, помолись-ка своим папистским идолам, ха-ха, только это тебе не поможет! – выкрикнул другой голос постарше.
Сложив руки для молитвы, Иеремия закрыл глаза.
«Боже, я не достоин принять мученическую смерть. Но раз Ты решил, что время мое пришло, прошу Тебя, не забудь в Своей безграничной милости Алена. Не дай ему умереть в застенках за преступление, которого он не совершал!»
Петля на шее затягивалась, и Иеремия инстинктивно попытался ослабить ее руками. Самозваные палачи поволокли пастора по мостовой мимо мастерской сапожника к соседнему дому. Над дверью колыхалась на ветру укрепленная на вбитой в стену кованой железной руке деревянная вывеска. И снова чьи-то свирепые лапищи подхватили его и поставили на ноги. Один из бандитов перебросил свободный конец веревки через железную руку. Двое других, ухватившись за пеньковый канат, стали тащить его на себя. Пастор почувствовал, как петля затянулась, не давая дышать, и в следующую секунду земля ушла у него из-под ног. Иеремия, отчаянно дергая ногами, попытался кричать, но крик застревал в передавленной веревкой глотке. Он чувствовал, как жаркой кровью налились вены на висках – казалось, они вот-вот лопнут, – перед глазами вспыхивали и гасли разноцветные круги, молнии. Что-то невыносимо громко затрещало; от этого треска болью сводило челюсти, он гремел в ушах…
И тут Иеремии почудилось, что он летит вниз. Ударившись о камень мостовой, он на мгновение лишился сознания.
Придя в себя и открыв глаза, иезуит сразу понял, что произошло. Рядом валялась вывеска. Проржавевшее железное крепление, не выдержав его веса, вылетело из стены. Словно издалека доносилась брань неудачливых палачей, которую заглушал цокот копыт. Он приближался…
Собрав последние силы, иезуит приподнялся на локте, а другой рукой ослабил удавку на шее. Он понимал, что особого смысла в этом нет, ибо милости от палачей ждать не приходилось. А вот виселицу попрочнее они наверняка отыщут. Но тут, на его удивление, они внезапно притихли, вмиг превратившись из самопровозглашенных «борцов с врагами», а попросту говоря, из опьяненных чувством безнаказанности убийц и мародеров в кучку перетрусивших ничтожеств. В чем же дело?
Только сейчас Иеремия заметил рядом с собой конские копыта. Подняв взор, он увидел Брендана Макмагона верхом на вороном жеребце. Шпага ирландца уперлась в грудь стоявшего ближе остальных человека.
– Что здесь происходит? – раздался властный голос.
Повернув голову, пастор Блэкшо разглядел герцога Йоркского и группу сопровождавших его гвардейцев.
– В чем виновен этот человек?
– Он пастор-папист! – крикнул в ответ один из мародеров. – Он поджигает дома!
– Никто здесь ничего не поджигает! – громовым голосом проговорил Джеймс. – Пожар – проявление гнева Божьего! И у вас нет права самочинно наказывать кого бы то ни было. Немедленно снять с этого человека петлю!
Ворча, точно побитые псы, мародеры нехотя подчинились. Брендан, вложив шпагу в ножны, направил Лепрекона к лежавшему на мостовой Иеремии.
– Ваше высочество, мне знаком этот человек. И он не способен на неправедные поступки.
Брат короля кивнул:
– Да-да, я тоже его знаю.
И Иеремия вспомнил, как они однажды с сэром Орландо Трелони встретились с Джеймсом в Гринвиче.
– Доставьте его в дом судьи Трелони, мистер Макмагон. Там он будет в безопасности.
Поклонившись, Брендан повернулся к Иеремии и подал руку, помогая встать и взобраться на лошадь. Пастору казалось, что он одолевает гору, усаживаясь на вороного жеребца ирландца. От пронзившей грудь боли он невольно застонал.
– Вы ранены, святой отец? – озабоченно осведомился Макмагон.
– Да, кажется, мне сломали ребро. Но все могло кончиться куда хуже.
– Вам немедленно нужно к врачу!
– Нет-нет, лучше отвезите меня к Трелони. Там меня и перевяжут.
Пастор, ухватившись за камзол ирландца, сморщился от боли, устраиваясь поудобнее в седле. Макмагон пришпорил коня, и они шагом поехали к дому королевского судьи.
– Брендан, вы только что спасли мне жизнь. Я вам от всего сердца благодарен за это, – взволнованно произнес пастор.
Чуть повернув голову, ирландец взглянул на него.
– Всегда к вашим услугам, – скромно ответствовал он. У дома на Чэнсери-лейн Брендан остановил коня и помог Иеремии слезть.
– Сами дойдете, святой отец? Вам больше ничего не нужно? – вновь осведомился Макмагон.
Иезуит пожал ему руку на прощание.
– Нет-нет, все в порядке, мальчик мой, не тревожьтесь за меня.
Но по искаженному болью лицу пастора Блэкшо, по нетвердой походке Брендан видел, что отнюдь не все в порядке. Ирландец дождался, пока гостю отворят, и лишь потом направил Лепрекона в город.
Сэр Орландо, заслышав стук копыт, выглянул в окно второго этажа узнать, кто пожаловал. Узнав пастора, он поспешил вниз и сам встретил его у дверей. Заметив кровь на лице Иеремии, судья Трелони
