Тут же его скрутила обида, мощная и темная, словно ночная мгла. Он вскочил и отшвырнул ее салфетку, опрокинув чашку с водой.
— Да, я в твоих руках, Джессика. Вы с дядей своего добились. Только кое-чего не учли!
— О господи! Ты опять! Что с тобой сегодня, Фил? Какая муха укусила тебя с самого утра?
— Не смей называть меня Филом! Только она может так называть меня!
Он остановился, переводя дух. Что он опять говорит?! Все его женщины называли его Филом и больше никак. Джессика была единственная, кто звала его Филиппом, и именно поэтому это казалось необычным.
— Извини, Джессика. У меня едет крыша. Извини. Просто я взбешен. И обижен на тебя.
— На меня? Но за что?
— Ты сама знаешь.
— За то, что я докучаю тебе своей… своей любовью? Но я…
— Нет. — Филипп прошелся по кабинету. Голова сильно кружилась. Он снова опустился в кресло возле нее. — Скажи мне честно, ты врешь?
Она села перед ним на корточки, схватила его руки и прижала к своей груди. Маленькой, аккуратной груди, такой же, как у Селин…
Филипп скрипнул зубами.
— Ты врешь мне хоть в чем-нибудь?
— Нет! Филипп, как ты мог такое подумать?! В чем я могу тебе врать?
— Твой дядя мечтает поженить нас. И сцапать мою фирму.
Она резко покраснела:
— Какая чушь! Как это могло прийти тебе в голову?!
— Нет, это я должен сказать: какая чушь, и как это вам могло прийти такое в голову?
— Но кто тебе об этом сказал? Сеймур? Ты же знаешь его…
— Мне сказал об этом президент холдинга. Он сделал мне недвусмысленное предложение, чтобы я сделал тебе предложение.
Она закрыла лицо руками и ахнула. Несколько секунд Филипп молча смотрел на нее, прикидывая в уме, играет она сейчас или нет.
— Ты знала об этом?
— С ума сошел?.. Ах господи, как стыдно!
— Точно не знала?
Она вдруг изменилась в лице.
— Он что, продает меня в обмен на германский рынок сбыта?
— Очень может быть.
— Мой дядя! Мой двоюродный дядя готов продать меня замуж ради приобретения акций?
— Мне показалось, что акции он собирается приобретать независимо от того, поженимся мы с тобой или нет. А также независимо от моего согласия.
Джессика еще раз ахнула, услышав, как просто он сказал «поженимся мы или нет».
— Мы с тобой… А ты что ему ответил?
— Я ответил, что понял его.
— И все?
— Джессика, ты хочешь знать, обещал ли я ему жениться на тебе?
Она вытянулась:
— Да.
— Нет, не обещал.
Она чуть заметно погрустнела.
— И что теперь будешь делать?
— Еще вчера я собирался придушить тебя за то, что ты со мной так изощренно играла.
— Фил, я не…
— Знаю, знаю. Я думал, что все наше с тобой знакомство — провокация чистейшей воды.
— Да ты что! — В ее глазах были слезы.
— Ладно, прости. Но вчера я не на шутку на тебя разозлился. Думал, вы с дядей все подстроили.
— Дядя! Да он же опозорил меня! Господи, как все просто! Как просто сломать человеческую судьбу ради денег!
— Кому это он сломал судьбу? — недоверчиво спросил Филипп.
— А ты думаешь… — она снова покраснела, — ты думаешь, после того как мы с тобой так походя обсуждали все… все… щекотливые вопросы наших отношений, мне будет легко общаться с тобой? Думаешь, мне будет легко смотреть в глаза тебе, когда я знаю, что за моей спиной вы с дядей говорите о нашей свадьбе?
Филипп отмахнулся:
— Да какая там свадьба! Перестань, о чем ты!.. — Опомнившись, он резко выдохнул: — О, Джессика, прости! Что я говорю!
Она пожала плечами, словно ее передернуло:
— Ничего особенного. Ты говоришь правду.
— Прости. — Филипп взял ее руки в свои и вдруг начал целовать их. — Прости меня. За все мои нелепые подозрения, за мою грубость, за мою нелюбовь… Господи, какой я идиот! Не слушай меня…
Она не смотрела на него, она смотрела в стену. Губы ее дрожали.
— Ничего. Ничего, я подожду. Я умею ждать.
Где-то он уже слышал эти слова. Ах да! Он тоже собирался ждать, когда Селин согласится выйти за него замуж.
— Я подожду, когда это у тебя пройдет.
— У меня это не пройдет, Джессика. И я скоро уеду навсегда.
Она встала с колен и прошлась по кабинету — от окна до двери.
— И поэтому ты… сегодня пришел и сказал, чтобы он готовил документы?
— Я хочу продать ему фирму. Она мне осточертела.
— Филипп, но это же дело всей твоей жизни!
— Я не думал, что ты станешь меня отговаривать.
— Но я же знаю, как тебе больно будет с ней расставаться!
— Ну и что? Я больше не хочу держать руку на пульсе, я устал от вашего города. Я хочу домой, я привез сюда Селин, и теперь мне будет трудно уговорить ее вернуться… Так что пока фирма приносит мне одни лишь разочарования.
Джессика задумалась. Теперь она пропускала мимо ушей все, что он говорил о Селин или вообще о личной жизни, она напряженно о чем-то размышляла, измеряя шагами кабинет.
— Слушай, Фил! Если я немного потяну время, ты сможешь, скажем, сделать так, чтобы… ну… спрятать активы фирмы?
— Зачем? — опешил он.
— Просто… Ты же знаешь, можно сделать так, что мой дядя не сможет дотянуться до тебя. Но для этого надо, чтобы на какой-то срок он перестал держать все твои дела под жестким контролем… Я могу потянуть время.
Филипп искренне изумился:
— Джессика, зачем тебе надо помогать мне?
— Видишь ли, милый мой… Не то чтобы я хотела помочь тебе, просто насолить дяде будет теперь для меня делом чести.
Филипп присвистнул и откинулся в кресле.
— Не знаю. Право слово…
— В любом случае не советую сейчас идти к нему со своим предложением о продаже акций. К тому же у тебя лицо разбито. А послезавтра Рождество.
— А при чем здесь Рождество? — опешил он.
— Хотела узнать, где вы его встречаете.
