город на холмах, город, который невозможно охватить одним взглядом. Он всегда казался Дженни полным противоречий: размашистым, помпезным и в то же время в чем-то уютным и сдержанным; надменным, высокомерным, и тут же — удивительно свойским, даже фамильярным… Сан-Франциско был словно приватный танец в стриптиз-клубе, где она когда-то работала: красив, откровенен и загадочен. К тому же поговаривали, что здесь она когда-то родилась… Гостиничный номер она сняла хороший. Очень хороший. Может быть, не самый лучший в отеле, зато с видом на океан, а это было самое главное. Метрдотель, почуяв богатую клиентку, потрудился лично донести сумку Дженни до лифта и все никак не мог убрать с лица странную, хищную улыбочку.
Она давно привыкла к такой реакции мужчин и принимала ее как должное. В свое время Дженни сумела сделать из себя, что называется, «лакомый кусочек» и с тех пор старалась придерживаться выбранного образа. Впрочем, без особых усилий и, как ни удивительно, без особого удовольствия для себя.
От природы она получила стройную фигуру, которую с годами немного подкорректировала восточной гимнастикой. Натуральные рыжие волосы привлекали мужчин по той же естественной причине, по которой привлекает насекомых яркий цветок или горящая лампа. Но главное, что гарантированно сражало любую особь мужского пола сразу и наповал, — это пристальный, жгучий взгляд зеленых глаз, которые умели заглянуть в самую душу.
Ее секрет был прост. Когда-то давно, еще в юном возрасте, Дженни прошла курс актерского мастерства в Нью-Йорке. Училась она с пристрастием, ибо это было единственное место учебы за всю ее жизнь, не считая средней школы в маленьком городке близ Нью-Йорка, где она жила до пятнадцати лет.
Уроки актерской студии сильно помогали потом в «рабочих» вопросах, а со временем стали незаменимыми помощниками и в отношениях с мужчинами. Но иногда ей казалось, что грань между игрой и реальностью безнадежно стерта, и она, хитрейшая из хитрейших, Дженни по прозвищу Фокс, скоро запутается совсем. Она боялась, что, проснувшись однажды утром, уже не вспомнит, кто такая на самом деле. Впрочем, никому и не требовалось это знать.
Она любила деньги, но всего лишь как возможность не стеснять себя в получении всевозможных удовольствий. Она обожала прожигать жизнь, стараясь удержаться на этой волне, и производила впечатление женщины веселой, беспечной, уставшей от роскоши и обожания мужчин…
Посторонние считали ее человеком, для которого с самого рождения уже постарался господь Бог, а ей самой и пальцем не пришлось пошевелить ради собственного блага. Друзья смутно догадывались, что, возможно, и не было никаких богатых родственников, которые оставили ей огромное наследство. Близкие друзья знали, что за блестящим фасадом скрывается темное и неоднозначное прошлое, а также некоторые факты биографии, которые можно рассказать лишь священнику на исповеди, да и то хорошенько подумав….
И только одна Дженни помнила, какой опасный и скользкий путь был пройден ею со школьных лет и по сей день. Путь, который она лихо прокладывала по головам и кошелькам своих сограждан, всякий раз раскаиваясь в содеянном ПОСЛЕ и безгранично презирая Конституцию и административный кодекс ДО… Но она скромно молчала о своем прошлом.
Однажды поклявшись, что обязательно станет богатой и счастливой, Дженни ни разу не позволила себе отступить от этого обещания и расслабиться. С тех пор, как она пятнадцатилетней девчонкой убежала из дома, Дженни постоянно была начеку. Ее душа словно замерла в вечном ожидании опасности, в вечной готовности всех перехитрить и выйти сухой из воды. Она играла свою роль даже тогда, когда спала, боясь расстаться с нею, — как не расстается с винтовкой солдат в коротком и тревожном сне накануне боя.
…Дженни встряхнула головой, нежно, но решительно попрощалась с метрдотелем, который, кажется, вознамерился лично проводить ее до самого номера, вошла в лифт и улыбнулась, предвкушая встречу с восхитительным видом на океан из своего окна.
Однако внезапно лифт остановился на третьем этаже. В дверь вошел и сразу повернулся к ней спиной какой-то мужчина. Дженни подумала, глядя на нечаянного спутника, что у него явно военная выправка. Он встал, широко расставив ноги (она почему-то живо представила, как он стоит на плацу и тренирует солдат), и принялся что-то тихонько напевать себе под нос.
Это было возмутительно. Даже неприлично! Такого с ней не случалось последние пятнадцать лет точно. А может, и все двадцать. Впервые Дженни видела перед собой вполне здорового, зрелого и, кажется, правильно ориентированного представителя сильной половины человечества, который не обращал на нее никакого внимания! То есть отнесся к ней, как к предмету интерьера! Дженни слегка покашляла — никакой реакции. Мужчина продолжал постукивать себя сложенной газетой по ноге.
— Вы на какой этаж нажали? — спросила Дженни сладчайшим голосом из всех, какие только имелись в арсенале ее стратегических уловок.
— На первый, конечно, — буркнул он в ответ и даже не обернулся.
— А я на пятый! И лифт, кстати, — тоже!
— Что «тоже»?
— Едет вместе со мной на пятый этаж.
Как бы в подтверждение ее слов двери медленно открылись именно на пятом этаже. Дженни мягко задела своего попутчика бедром и оглянулась. Это было скорее привычное, чем осознанное действие. Но в любом случае никакого эффекта оно не дало: мужчина невозмутимо оглядывал кабинку лифта и, казалось, нарочно не смотрел в сторону попутчицы.
— Значит, теперь я поеду на первый.
Он спокойно, как ни в чем не бывало, нажал кнопку первого этажа, и двери лифта тут же захлопнулись, обрывая их диалог.
— Странный тип, — пробормотала Дженни и направилась в свой номер.
Она тут же все забыла, подбегая к балкону. Да, метрдотель не соврал: здесь действительно было хорошо. Белоснежный балкон с чугунными перилами и приятно холодящим полом смотрел прямо на океан. На высоких окнах, вверху украшенных витражами, развевались невесомые прозрачные шторы, комнату наполнял свежий влажноватый воздух с привкусом океана.
Да, здесь будет приятно перекантоваться пару-тройку дней. Но Дженни не очень жаловала гостиничные номера. Ей больше нравилось арендовать дома.
Она вернулась в комнату и улеглась на кровать, широко раскинув руки и ноги. Любимая привычка перед серьезной работой… Но сейчас она не хотела думать о завтрашнем дне. Ни в прямом, ни в переносном смысле слова. Ей было все равно, что случится в четверг, двадцать пятого августа, и ей было все равно, как повернется дальше ее жизнь. Чем для нее закончится эта странная поездка, когда она впервые «откололась» от своих подельников, впервые не согласилась с их планом?.. Известно чем. Она прекрасно знала, что рано или поздно Стив и Бойд ее найдут и уговорят. А она немного поводит их за нос и согласится. Потому что без «работы» она не могла…
По сути, она жила, только когда начиналась очередная работа. Прекрасно зная анатомию своих ощущений, Дженни словно наркоман ждала очередной «дозы»: очередной раскрутки какого-нибудь не очень осторожного богача. И всякий раз было одинаково восхитительно: привычное возбуждение в начале, нарастающее с каждым днем. Потом — сильнейший выброс адреналина, извечный вопрос: сошлось или не сошлось, а после — почти схожее с любовным актом удовлетворение, опустошающее и наполняющее одновременно, когда все удавалось, как было задумано. Это была игра. Не в карты, не в рулетку, а просто ЕЕ игра. Она играла с жизнью на большие деньги. И почти всегда получала приз. А в перерывах между «гастролями» просто тупо существовала. Ей было скучно. Даже с деньгами…
Дженни еще немного полежала и заставила себя встать. Надо пройтись по отелю, разобраться, где что находится. Судя по всему, здание старое, «врытое» в холм, с нестандартной планировкой номеров. Пожалуй, пора поискать ресторан. Сейчас совсем не помешает перекусить. Может, ей повезет, и она не попадется на глаза Стиву и Бойду в первый же вечер. Может, они решат, что она уехала в Лос-Анджелес, и не станут ее искать…
Дженни переоделась и спустилась в холл на нижнем этаже. В одно из окон открывался вид на внутренний дворик с автостоянкой. Дженни грустно вздохнула. Машинку, конечно, придется бросить. А жаль. Она всегда испытывала к автомобилям искренние дружеские чувства, словно к живым существам.
