для меня это делаешь, а для себя.
Он вскочил, прижимая руки к груди:
— Нет! Что ты?! Почему для себя?
— Потому что тебе будет легче жить, когда на тебя никто не держит зла. Так всем легче жить.
Она вдруг подумала, что Остин совершенно не умеет вести такие разговоры. А вот Антуан… Впрочем, нет. С Остином тоже жилось интересно. Молодость и здоровый цинизм побеждали любую скуку. Это как раз то, чего не хватает инфантильному Антуану.
— Кэтрин! Все совсем не так! Послушай меня. — Он опустился на песок возле ее ног и положил руку ей на колено. — Я любил тебя. Правда! Я любил тебя и больше никого. Просто ты требовала к себе слишком много внимания, а мне надо было думать о другом…
Она смотрела на него почти с материнской нежностью.
— Остин, да я вообще не могла добиться от тебя хоть какого-то внимания! О чем ты говоришь?! После того месяца, который мы провели в Калифорнии…
— В Калифорнии? А ты помнишь, что было в Калифорнии?
— А ты — нет?
— Я помню все! — Он смотрел на нее снизу вверх влажным, многообещающим взглядом.
Она изобразила усиленную работу мозга:
— Мм… Кажется, мы познакомились на пляже? Или я что-то путаю?
— Да. На точно таком же песке. У точно такой же воды… Я не верю, что ты не помнишь, Кэтрин. — Он вдруг прикоснулся губами к ее колену.
Кэтрин немного отодвинулась, почувствовав, как ее бросило в жар.
— Сейчас это не имеет значения. Я действительно почти все забыла.
Он обреченно повесил голову.
— Все получилось так глупо, так банально! Я — трус. Просто трус и предатель.
— Давай не будем больше ворошить прошлое, — тихо сказала она, наклоняясь к нему. — Настоящее тоже весьма интересно. А будущее — особенно.
Несколько секунд они многозначительно смотрели друг другу в глаза. В этот момент Кэтрин почувствовала, что воля и здравый смысл покидают ее.
— Пойдем? — вдруг сказал Остин, улыбаясь.
— Куда?
— Ты же все помнишь, не притворяйся! — Он поднял ее, потянув за руку, и поднялся сам.
— Что ты хочешь сделать?
Это был риторический вопрос, Кэтрин и так прекрасно знала, что он хочет сделать.
— Ты каким кремом для загара пользуешься? Пахнет хорошо… Видишь, я все помню, Кэтрин. Для меня это тоже не было мимолетным увлечением.
Сердце ее колотилось как бешеное. Она тяжело дышала, не зная, что ответить и будучи не в силах оттолкнуть его.
— Кэтрин, я увидел тебя в церкви и понял, что никогда не забывал. Что ты всегда жила в моем сердце…
— У нас свадьба в один день, — напомнила она шепотом.
— Ну и что? Какое это имеет значение сейчас? Вот в этот момент?
Он был прав. Сейчас ничто не имело значения: ни то, что в любой момент может появиться Антуан или София, ни то, что этот наглец в плавках разглядывает их, следя, словно кот, за каждым движением…
Лицо и губы Остина были рядом, и это была единственная реальность. Он аккуратно поцеловал ее. Просто едва прикоснулся, словно задавая вопрос: можно?
— Нет, Остин, — шептала она, запрокидывая голову.
— Я просто хочу вспомнить твой вкус, — отвечал он тоже шепотом.
— Зачем?
— Я хочу помнить его всегда.
— Зачем?
— Я хочу…
В этот момент все, что было не растрачено за последние три года, вся любовь, которая не могла предназначаться Антуану, весь огонь, до сих пор живший в сердце Кэтрин, — все это вдруг взорвалось в ней, разнося голову на мелкие кусочки. Вино было тому причиной или шепот Остина, она не знала.
Наверное, самый маленький трезвый уголок разума возражал, что этого не стоит делать, но Кэтрин ничего не слышала: перед ее глазами стояло калифорнийское лето и точно такой же пляж.
— Кэтрин, я до сих пор люблю тебя. Стоит только вспомнить запах твоего тела.
И точно такая же вода!
— Помнишь, сколько ночей мы провели вместе?
А в воде им было так хорошо заниматься любовью!
— Кэтрин…
Его руки были нежны и привычны. Его губы были хорошо знакомы, а запах был такой родной, как будто они целовались вчера… Остин подхватил ее на руки и медленно понес в дальний угол пляжа.
— Нет, мы не должны этого делать! — шептала Кэтрин, покрывая его лицо поцелуями.
Образ Антуана постепенно таял, физические ощущения вытеснили все до единой мысли: в голове ее стоял звон, тело вздрагивало под губами Остина, руки сами стянули одежду, с себя и с него… А вода была как парное молоко.
— Нам… не надо… этого делать! — повторила она, понимая, что сейчас случится непоправимое.
— Почему? Ты этого хочешь, я этого хочу…
Господи, какая же коварная вода! Она совсем не оставляет ей шансов выбраться из этого дурмана! Что происходит? Почему так жжет руки, плечи, грудь? Почему так невыносимо приятно обнимать ногами талию Остина и умирать от желания?
А вот с Антуаном были совсем иные ощущения. С Антуаном у нее никогда так не сносило голову… Антуан. Антуан? Кэтрин почувствовала, будто кто-то ударил ее по голове, и потерянное было самообладание вдруг легко вернулось на место.
— Антуан, — повторила она, чтобы в звучании появилось еще больше смысла.
— Где? — испуганно прошептал Остин, оглядываясь по сторонам.
— Да нигде! — Кэтрин с усилием убрала его руки. — Остин, милый, я должна идти домой.
— Ты с ума сошла?.. Кэтрин, любовь моя, иди ко мне, я больше не могу терпеть…
— Нет, это ты не в своем уме! У тебя свадьба через два месяца!
— И у тебя тоже.
— Вот именно!
— Не кричи так громко!
— Остин, это было наваждение. Пойми: наваждение. Оно… конечно, приятное, но все равно нам не следует…
— Да ладно, перестань. — Он снова привлек ее к себе. — Ну что за капризы?
— Да не могу я, слышишь?!
— Почему?
— Потому.
— Ты его любишь?
— Нет.
— Конечно нет. Это и так понятно. Тогда иди ко мне.
— Нет!
— Кэтрин, перестань. Что с тобой?!
— Я ничего не хочу, — отчеканила она и отвернулась.
— Врешь! Ты же вся дрожишь.
— Я тебя не хочу! Понял? Не хочу!
В один миг Остин стал похож на обиженного щенка, который готов укусить:
