заступились за меня перед начальством.
– Не стоит благодарности, – рассеянно промямлил я.
– Нет, правда, – настаивал он. – В нынешние времена редко видишь рыцарство по отношению к противнику. Я думаю…
– Послушайте, Клод, – проворчал я, – спишите это на счет моего искривленного чувства справедливости. Вы мне не нравитесь, и не нравились, когда мы впервые встретились, но это еще не делает вас некомпетентным. Неприятным, да, наверное, но не некомпетентным.
Я говорил с ним резче, чем собирался, но меня тревожило положение Ааза.
Получив такой отпор, Клод погрузился в неуютное молчание, длившееся почти до тех пор, пока мы не добрались до леса. Тогда он прочистил горло и попробовал опять.
– Мгм… Скив?
– Да? – коротко откликнулся я.
– Я… мгм… я пытаюсь сказать, что я благодарен и отплатил бы вам за услугу любыми имеющимися в моем распоряжении разумными средствами.
Несмотря на мою озабоченность его предложение дошло до меня как потенциальная возможность.
– Вы могли бы ответить на несколько вопросов, попа дающих под рубрику «разумные»? – небрежно бросил я.
– Это зависит от вопросов, – осторожно ответил он
– Я по-прежнему солдат, и мой кодекс поведения четко заявляет…
– Вот что я вам скажу, -перебил я. – Я буду задавать вопросы, а уж вы решите, на какие можно ответить. До статочно справедливо?
– Кажется, да, – признал он.
– Ладно, – начал я. – Первый вопрос. Как по-вашему, командующий действительно обойдет Поссилтум стороной ?
Какой-то миг офицер избегал встречаться со мной взглядом, а затем быстро замотал годовой.
– Мне не следовало б на это отвечать, – сказал он,
– но я отвечу. Я считаю, что командующий даже не рассматривает всерьез такой возможности, равно как и любой офицер в том шатре. Он известен под кличкой «Скот» даже среди самых верных и закаленных своих солдат. Могу вас заверить, что эту кличку он приобрел отнюдь не потому, что сдавался или капитулировал, когда его силы все еще целы.
– Тогда зачем же он только что провел для вида всю эту встречу? – не понял я.
– Чтобы выиграть время, – пожал плечами Клод. – Как заметил ваш помощник, он использует эту задержку для подтягивания своих войск. Он придерживается только одного кодекса: «Победа любой ценой». В данном случае, она, похоже, достанется ему ценой чести.
Я с миг подумал об этом, прежде чем задать следующий вопрос.
– Клод, – осторожно проговорил я. – Вы сталкивались с нами в бою и знаете собственную армию. Если ваше предсказание сбудется и Скот нападет на нас всеми силами, то каковы, по вашему мнению, наши шансы на победу?
– Ноль, – спокойно ответил офицер. – Знаю, это может показаться похожим на вражескую пропаганду, но прошу вас поверить в мою искренность. Даже при дополнительных силах, продемонстрированных вами этим вечером, если Скот приведет в движение легионы, они вас просто растопчут, как дорожный каток. Будь я на вашем месте, я б воспользовался покровом ночной темноты к ускользнул, не боясь клейма труса. Перед вами самая могучая армия из всех, какие когда-либо собирались. Ускользнуть от такой силы не трусость, а всего лишь самосохранение.
Я ему поверил. Вопрос лишь в том, что мне делать с его советом.
– Спасибо за совет, – поблагодарил я его официальным тоном. – И я тщательно обдумаю ваши слова. А пока, если вы будете любезны оставаться здесь, как обещали, я должен посовещаться со своими войсками.
– Только еще одно, – остановил меня Клод, положив ладонь мне на руку. – Если случится что-то плохое с вашим помощником, тем, оставленным вами после встречи, я бы попросил вас помнить, что я был с вами здесь и не участвовал в этом.
– Буду помнить, – кивнул я, высвобождая руку. – Но если Скот хоть пальцем тронет Ааза, ручаюсь, он об этом пожалеет.
Повернувшись уйти отыскать свою команду, я желал испытывать ту уверенность, какую показывал.
Танда охотно подошла ко мне, когда я поймал ее взгляд и, мотнув головой, отозвал ее в сторону от остальных.
– Что такое, Скив? – спросила она, когда мы отошли в тень.
– Ты тревожишься за Ааза?
Я тревожился, хотя не хотел пока признаваться в этом. Ночь почти прошла без всяких признаков движения или активности со стороны павильона. И все же я цеплялся за свою веру в Ааза. Когда этого стало недостаточно, я переключил свой ум на другие упражнения, чтобы отвлечь его от бесплодных тревог.
– Ааз способен позаботиться о себе сам, – грубовато ответил я. – Я хотел бы узнать твое мнение по несколько иному вопросу.
– Какому именно? – спросила она, чуть склонив голову набок.
– Как ты знаешь, – напыщенно начал я, – я не в состоянии видеть наводимые мною чары личины. Хотя они одурачивают всех прочих, я, как создатель чар, по-прежнему продолжаю видеть все в истинном обличьи.
– Я этого не знала, – заметила она. – Но продолжай.
– Ну, – объяснил я. – Я думаю, что если нам действительно придется драться с армией, то нам не помешают дополнительные войска. У меня есть одна мысль, но мне нужна ты, чтоб сказать мне, сработает ли она на самом деле.
– Ладно, – кивнула она. – Какая именно? Я уж было снова принялся ораторствовать, а затем со образил, что просто тяну время. И вместо этого я закры. глаза и сфокусировал свои мысли на небольшой роще впереди.
– Эй! – воскликнула Танда. – Вот здорово. Я открыл глаза, позаботившись сохранить чары.
– Что ты видишь? – нервно спросил я.
– Целую ораву демонов… хоп… я имею в виду, извращенцев, – весело доложила она. – Ощетинившуюся мечами и копьями. Вот это класс!
Сработало. Я правильно угадал, что мои чары личины сработают на любом живом существе, а не только на людях и зверях.
– Никогда не видела ничего подобного, – подивилась Танда.
– Ты можешь заставить их двигаться?
– Не знаю, – признался я. – Я только…
– Босс! Эй, босс! – закричал, подбегая к нам, Брокхерст
– Быстрей сюда. Вам лучше это увидеть!
– Что такое? – откликнулся я, но бес повернул кругом и направился к опушке.
Сердце мне сжал внезапный страх.
– Идем, Танда, – проворчал я и бросился к опушке. К тому времени, когда мы добрались до опушки, там уже собралась вся команда, взволнованно говорившая между собой.
– Что такое? – рявкнул я, присоединяясь к ним. Группа умолкла, избегая встречаться со мной взглядами. Брокхерст поднял руку и показал на луг.
Там силуэтом на фоне огромного костра висел на грубо сколоченной висилице Ааз. Его тело выглядело обмякшим и безжизненным, когда он медленно вращался на конце веревки. У его ног собралась посмотреть на зрелище группа солдат.
На меня нахлынуло чувство облегчения, и я начал истерически хихикать. Повесили! Если б только они знали!
На лицах команды появилась тревога, когда они в потрясенном молчании изучали мою реакцию.
– Не тревожьтесь! – выдохнул сквозь смех я. – Ничего с ним не стрясется!
