и утешала, когда осенью охотники с грубой руганью изгоняли меня из моих любимых полей и лесов. Я рассказывала маме о наших открытиях, играх и приключениях. Она смеялась, но несправедливо ругала лишь меня одну за разорванную нижнюю юбку, потерянные шнурки и пятна на платье.
Однажды мы приняли решение: Какие Селала и я — мы обе уходим из дому. Последний младенец поглощал все внимание матери, сестра ничего не понимала в моих играх и отказывалась принимать в них участие. Тогда мы построили в конце сада крошечное сооружение из тряпок и картона. Чтобы обеспечить себя питанием, на скопленные мною деньги мы купили кусок хлеба и плитку молочного шоколада, после чего спрятались в своем убежище.
Немного погодя явилась сестра:
— Имей в виду, еда на столе!
— Кто тебя послал шпионить за мной?
— Разумеется, мама, дура ты эдакая!
— Скажи ей, что не нашла меня, что я исчезла, — ладно?
Сестра пожала плечами и вернулась домой. Пошел дождь. Наш приют с минуты на минуту мог развалиться. Но мы с Какие Селала не боялись непогоды.
— Маривон! Хватит, беги скорее, идет дождь, и еда остынет!
Неудавшиеся побеги для меня привычны.
Ладно уж, вернемся, но весной обязательно исчезнем.
Вдвоем чувствуешь себя смелее. Какие Селала и я входим в кафе.
Себе я заказываю взбитые сливки, а для Какие Селала, которой ни к чему подкрепляться, — стакан воды.
Трое мальчишек, пытающихся подражать рокерам, крутятся вокруг автоматов. Их лица — лица чересчур быстро возмужавших сосунков — никак не вяжутся с остроносыми сапогами и куртками, усеянными металлическими бляхами. Какие Селала толкает меня под руку:
— Смотри, слушай.
Они быстро переговариваются своими ломающимися голосами.
— Видел потасовку в субботу вечером?
— Не-а.
— Парни из Ланволлиона здорово тогда врезали.
— Хоть и ужулили, но свое взяли — полный порядок.
— Я лично не могу прикидываться шлангом.
— Ты настоящая курица, старина.
— Посмотрел бы на Жан Поля в деле — как он врезал белобрысому верзиле. Кровища так и хлестала.
— А крошка Луи до того сдрейфил, что его вырвало. И крысу бы вывернуло от вонищи.
— Мы вовремя смылись, до прихода полицейских.
— Я, когда иду на танцы, выбираю телку, затаскиваю ее в укромный уголок. И дело с концом.
— И тебе каждый раз удается подцепить кралю?
— Еще бы, я мастак зубы заговаривать. Всегда в точку.
— Ты что, очки мне втираешь?
— Ничего подобного, просто рассказываю, и точка.
— Заруби себе на носу, я и не на такое способен, если бы хотел, но кровяная колбаса мне не по вкусу.
— Пф! Не все ли равно, какое мясо тискать. Лишь бы не пищало. Крикуний я посылаю подальше, только и всего.
Какие Селала и я давимся от смеха. Едва вылупились, молоко на губах не обсохло, и уже изображают из себя отпетых громил, женоненавистников. Такое не выдумаешь, надо увидеть воочию.
— Что тебя разбирает, мамаша, не над нами ли зубы скалишь?
У него оскорбленный вид.
— При чем тут вы? Вспомнился забавный случай — только и всего.
— О’кей.
— Эй, Марко! Мне пора отчаливать, моя старушка поджидает, ей поиграть охота.
— Я тоже смываюсь. Салют, типчики.
— Ладно, чего там, смываемся до послеобеда.
Все трое удаляются, виляя на ходу задами. Вот вам и все.
Я-то остаюсь. Слушаю дневной выпуск новостей по радио. Полдень миновал.
Мои товарищи — делегаты от рабочих — сегодня утром должны собраться на совещание с начальником по кадрам. Мсье Шапо похож на капитана Хэддока из альбомов Тэнтэна, только не такой забавный. Каждый месяц мы встречаемся в этом зале для заседаний. Повестка дня мало меняется от месяца к месяцу. Профсоюзники каждый раз выдвигают не менее сорока требований. Начиная от повышения зарплаты до установки умывальника, и непременно возвращаемся к 40-часовой неделе и улучшению питания в столовой. Как тут не прийти в отчаяние! Каждый вопрос страстно отстаивается делегатами перед абсолютно равнодушным шефом. Он выжидает, пока все утихомирятся. Отвечает:
— Нет… Невозможно… Предприятие не в состоянии позволить себе подобное… Вряд ли осуществимо в ближайшее время… Возможно, впоследствии… По изучении вопроса… Бесполезно.
И все равно, игры ради, каждый раз все начинается с атаки.
— Мсье Шапо, скажите сейчас, что именно вы можете выполнить немедленно. Если ничего — мы уходим. Не стоит зря время терять.
Невозмутимый мсье Шапо отвечает:
— Будем разбираться в вопросах, стоящих на повестке дня.
Он знает, что делает: если бы ответил, что ему нечего нам сказать и мы можем тотчас же разойтись — так, между прочим, было бы честнее, — возмущенные профсоюзники пошли бы в инспекцию труда с криком, что дирекция отказывается обсуждать и ставит под сомнение уже достигнутые результаты, вот мсье Шапо и делает вид, что обсуждение продолжается.
Один из делегатов жонглирует цифрами и блестяще демонстрирует непрестанное снижение нашей покупательной способности. Можно подумать, будто он верит, что достаточно хорошо объяснить и все сразу наладится.
Заработная плата увеличена согласно показателям НИСЭИ.[5] Мы обязаны считаться с требованиями экономики.
— Тогда дайте нам пятую оплачиваемую неделю отпуска, и покончим с этим.
Надеются, что, застигнув его врасплох, можно вырвать лакомый кусочек!
Тщетно.
— Сейчас и речи об этом быть не может. Когда проект примут для всей страны — дело другое.
Часами спорят, добиваясь установки фильтров в трубах, по которым идет отравляющий пар.
— Мсье Шапо, подите посмотрите сами: когда птицы пролетают над заводом, они падают на землю замертво. Пфюит!
Жизель, недавно избранная делегаткой от рабочих, впервые присутствует на собрании. Она ошеломлена. Зевает и начинает клевать носом. На нее произвел сильное впечатление шеф — этот могущественный человек в черном костюме. Она восхищена товарищами, такими ловкими в спорах, имеющими мужество и находящими нужные слова, чтобы загнать начальника по кадрам в угол. Она чувствует себя такой ничтожной, такой глупой, что охотно сбежала бы оттуда. Она обескуражена высокомерием шефа. Ей хотелось бы, чтобы переменилось абсолютно все, а тут часами разоряются по поводу плохо закрывающегося окна. Ну и работенка! Она уже жалеет, что участвовала в выборах. Отстаивать требования рабочих чересчур тяжело, ничего у нее из этого не получится. Она думает о товарках из своей бригады. Ей так хотелось бы показать им, на что она способна, потому что в душе она ощущает огромный протест против всего этого прогнившего мира.
Рано или поздно она выскажется. И не хуже других.
Двое делегатов сцепились по поводу защитной обуви, то ли заказанной, то ли не заказанной одним из начальников цехов. Начальник по кадрам, который никогда не бывает в курсе ни одного дела, спокойно
