— Разумеется, черт побери, да! Нельзя вот так взять и все перечеркнуть. Я очень страдаю. Вы понимаете?
— Мсье Т., хотите ли вы передать что-либо вашей жене? Если она читает нашу газету, то это до нее дойдет.
— Да, спасибо. Маривон, если ты прочтешь это послание, умоляю тебя от своего имени и от имени сына: возвращайся.
Маленький сын виновницы происходящего входит в комнату, где мы находимся. Очаровательный четырехлетний мальчуган. Сейчас он произносит в мой микрофон свои первые жестокие слова: «Мама — дрянь».
Покинув несчастную семью, я отправился на место работы Маривон Т. Я расспросил ее непосредственного начальника, сурового, но справедливого человека, который заявил: «Это была в общем-то честная работница. Я могу лишь сказать, что она выполняла положенную работу — ни больше ни меньше. — И конфиденциально добавляет. — Но у нее была тенденция поиздеваться над дисциплиной».
Близкая подруга Маривон тоже соглашается поговорить со мной. «Маривон — лучший мой друг, по крайней мере, я ее очень любила. Ей иногда приходили в голову странные идеи, но тем не менее она была лучшей моей подругой».
Из собранных свидетельств возникает неприглядная личность Маривон Т. Малоразвитая интеллектуально, недисциплинированная, эксцентричная, эта женщина, довольно-таки невзрачная, несомненно, давно уже вынашивала, в силу отсутствия прочных моральных устоев, мысль о преступлении, которое она столь обдуманно совершила. Чудовище носило личину матери, супруги, трудящейся женщины.
Наш специальный корреспондент хорошо вскрыл ее сущность, но пока она все еще не поймана. Маривон Т. проскальзывает сквозь дыры в сети, которую раскинули органы охраны порядка. Известите ближайшие комиссариаты или жандармерию, если обнаружите где-либо подозреваемую.
Кладу обратно газету. Я потрясена. Ну и история! Неужели я убила пилкой для ногтей в одном из городков побережья коммивояжера, возможно отца семейства. Я виновна в смерти человека, и меня преследует вся французская полиция! Нелепая выдумка! Я, вероятно, не то прочитала. Невзирая на невыносимую жарищу под сушилкой, я становлюсь белой как полотно — только уши пылают. Плохо прочитала. Снова беру газету. Заметка исчезла. На ее месте — краткие сообщения о событиях дня. Собрание ассоциации старых альпийских охотников. Выдача кубка женской футбольной команде в Пордике. Кража зеркала с машины на стоянке в ночь с понедельника на вторник. Становится жалко добросовестного журналиста, который заходит в комиссариат, чтобы ознакомиться с поступившими жалобами, в надежде на долгожданную сенсацию.
Меня нет в газете. Меня не разыскивают. К тому же я закамуфлировалась, и никто меня вообще не узнает.
Другую клиентку, еще не остывшую, уже причесывают. Жесткие пряди волос теперь, когда с них сняты бигуди, упругими спиралями покрывают ее голову. Словно шарикоподшипники. Несколько взмахов щетки все это приводят в порядок. Облако лака на сооружение, и среди всеобщего ликования дама торопится уйти. Она пришла хорошо причесанной и уходит такой же, без каких-либо изменений. Вероятно, я чего-то не заметила. Я-то хочу получить за свои деньги все что положено.
Полчаса истекло, я высовываю голову. Жду. Парикмахерша ощупывает бигуди, удостоверяясь, что не осталось непросохших прядей. Хорошо. Теперь уже недолго. Метаморфоза заканчивается. Это не воображение, я действительно стала совсем другой с этими короткими завитыми волосами. Недурно. Начинается новая жизнь!
Последний раз я была в парикмахерской перед свадьбой — моей свадьбой. Хотелось привлечь внимание кверху моей персоны, чтобы избежать взглядов на живот, где уже шевелился ребеночек. Все было исполнено по соответствующим правилам, чтобы удовлетворить родню, жаждавшую эмоций и шампанского. Нас мигом окрутили, и поначалу я даже мужские штаны подшивала с восторгом.
Глава пятая
Прогуливаю свою победоносную голову по Пемполю. Утро кончилось. Если бы подружки меня увидели, то не сразу бы узнали.
«Маривон перестроила себе фасад!»
Сейчас они в столовой и воюют с бифштексами, которые никакой нож не берет — «…вырезаны из той части туши, ради которой животное и привели на бойню».
Каждый рабочий сидит на своем привычном месте, это продолжается десятки лет. Да и разговоры бесконечно вертятся вокруг одного и того же. Обсуждают вчерашний телефильм и последние заводские новости.
А Мартандуй-то стал шефом на конвейере!
— С тех пор как он начал липнуть к начальству, я этого только и ждал.
— Еще одним ПЗСС больше.
— Как ты сказал?
— ПЗСС — Плата за старательную службу.
Мое место пустует.
— Когда Маривон приступит?
— Ее муж говорит — в четверг.
— Недолгая у нее будет неделя.
Два дня работы для меня все равно слишком много. Мне вовсе не хочется туда возвращаться.
Что касается их, то они знают, что ждет их в ближайшие часы. Пользуются короткой передышкой, пока кто-нибудь не скажет:
Как бы не заснуть — уже двадцать минут. Пойдем выпьем кофе.
Они поднимаются, относят свои подносы и опять встречаются в баре, проталкиваясь вперед, чтобы их поскорее обслужили.
— Шефу в голову ударит, если не увидит нас вовремя в цехе, к чему зря его злить.
Послезавтра я буду с ними.
— Ах, девчонки, вы бы лопнули от зависти, если бы только знали, как прекрасно я провела отпуск!
Иду куда глаза глядят. Осматриваю витрины и мое сногсшибательное отражение в их стеклах.
И вдруг — здрасьте! Свалилось как кирпич на голову. Совершенно неожиданно. Здесь, в Пемполе! После всего этого путешествия. Невероятно, но именно так! Надо смотреть правде в глаза. На меня вдруг напала тоска. Чем бы занять себя? Как все надоело. Я сама себе опротивела.
Скука сковывает меня, я замедляю шаги. Куда идти? Я уже два раза прошла по этой идиотской улице из конца в конец. Скука душит меня. От нее мутит, как от запаха дерьма. Разревусь, если это не прекратится. Хочу домой. Глажка ждет, и пуговицы не пришиты. Дома посмотрю по телику передачу для женщин. Это вообще-то смехотворно, ничтожно, но сегодня я была бы от этого в восторге. Сюжеты и герои простенькие, идеи заезженные. Дешевый душевный комфорт, голову ломать не над чем. Вполне достаточно, чтобы немного развлечься и скрасить себе одиночество.
Выйду в сад взглянуть на свои посадки. Вдруг да появились бутоны на примулах. Посмотрю, насколько вырос лук порей, посаженный осенью. Большие красные тюльпаны только и ждут знака весны, чтобы вылезти на поверхность. Скоро все мои лилии — белые, фиолетовые и лиловые — зацветут и наполнят благоуханием мой садик. Внимательно слежу за крокусами, которые все еще не решаются показаться.
