— Какой парень?
— А, кто из них двоих? Тот, жирный, с сонным видом.
Шона слегка развеселило, что отец произносит сейчас те же самые слова, что он сам произнес когда-то в детстве.
— Пассажир.
— Да.
— А его подельник? — спросил Шон.
Отец покачал головой.
— Погиб в автомобильной катастрофе. Так, по крайней мере, сказал тот парень. И вот как мне это стало известно, но я не могу ручаться за то, что все это правда. Да, ты буквально огорошил меня тем, что Тим Маркус помер.
Шон допил пиво и, кивнув головой в сторону пустой кружки отца, спросил:
— Еще по одной?
Отец считал, что одна кружка, это, можно сказать, вообще ничего.
— Еще спрашиваешь, — ответил он. — Конечно.
Когда Шон вернулся с пивом, отец смотрел на экран телевизора, звук которого был выключен. Показывали фильм «Двойная угроза». Когда Шон сел, отец спросил, мотнув головой в сторону экрана:
— Кто такой Роберт Оппергеймер?
— Как ты можешь понять, о чем фильм, если звук выключен? — вопросом на вопрос ответил Шон.
— Могу, — буркнул отец, наливая пиво из кувшина в кружку. Он нахмурился, возмутившись глупостью вопроса, заданного Шоном. — Это вы все время занимаетесь чем-то. Я никогда не понимал, чем.
— Занимаемся чем? И кто это — мы?
Отец указал на Шона кружкой, которую держал в руке.
— Кто, кто, парни твоего возраста, вот кто, — ворчливо пояснил отец. — Вы задаете невесть сколько вопросов, не утруждая себя тем, чтобы немножко подумать, прежде чем открывать рот. Ведь можно абсолютно точно знать, что вам ответят… если, конечно, чуть-чуть подумать.
— Да, — протянул Шон. — Согласен.
— Также и с делом Дэйва Бойла, — продолжал отец. — Что, собственно, в том, что случилось с Дэйвом двадцать пять лет назад? Тебе известно, что случилось. Он на четыре дня исчез; его похитили двое преступников, занимавшиеся растлением малолетних. Что точно с ним произошло? Именно то, что, по- твоему, должно было с ним произойти. Но вот сейчас ты выуживаешь все это из памяти, потому что… — Отец прильнул губами к кружке. — Я, черт возьми, и не знаю, почему.
Отец посмотрел на него озадаченным взглядом, растянув губы в рассеянной улыбке, копируя, вероятно, выражение лица Шона в тот момент.
— Послушай, па.
— Да.
— Ты всегда говоришь мне, что в твоей жизни не было ничего такого, о чем ты не думаешь, так? А сейчас ты можешь покопаться в голове?
— Только не в связи с этим, — вздохнув, ответил отец.
— Нет, па, именно в связи с этим.
— Нет, это не тот случай. Гнусные вещи случаются со всеми, Шон. Со всеми. И ты не исключение. Так же, как и все ваше поколение собирателей струпьев. У тебя есть доказательства причастности Дэйва к смерти Кейти Маркус?
Шон рассмеялся. Старик обошел его с фланга, скрывая свои истинные намерения за дымовой завесой фраз типа «ваше поколение», а ведь все это время, что они провели в беседе, он старался выведать, причастен ли Дэйв к смерти Кейти.
— Ну, скажем, существует парочка косвенных улик, благодаря которым мы должны относиться к нему с несколько повышенным вниманием.
— И ты считаешь это ответом?
— А ты считаешь это вопросом?
На лице отца появилась широкая улыбка, которая стерла с него минимум пятнадцать лет, и Шон припомнил, как во времена его молодости эта улыбка меняла настроение в доме и, словно ярким светом, освещала все кругом.
— Так ты пытаешься расколоть меня в отношении Дэйва, потому что хочешь узнать, не превратили ли эти типы его в человека, способного убить молодую девушку?
Шон пожал плечами.
— Можно считать, что так.
Произнося последнюю фразу, отец вертел в руках чашку с арахисом, стоявшую между ними; услышав ответ Шона, он отпил немного пива из своей кружки и сказал:
— Я так не думаю.
Шон усмехнулся.
— Ты настолько хорошо его знаешь?
— Да нет. Но я хорошо помню его, когда он был ребенком. Ничего похожего в нем не было заложено.
— Сколько прелестных детишек, став взрослыми, делают такие мерзости, что ты и не поверишь.
Отец, выгнув бровь, посмотрел с насмешкой на Шона и спросил:
— Уж не собираешься ли ты прочесть мне лекцию о природе человека?
— Просто привычка полицейского, — покачав головой, ответил Шон.
Отец откинулся на спинку стула; в его взгляде, обращенном на Шона, и в углах рта все еще проглядывала улыбка.
— Ну что ж, давай, просвещай меня.
Шон почувствовал, что краснеет.
— Да нет, па, я просто…
— Давай, начинай.
Шон понял, что остался в дураках. Удивительно, как быстро его отец смог повернуть дело таким образом; Шон чувствовал, что набор его приемов, применяемых при сборе визуально доступных данных, которые нормально срабатывают при контактах с большинством людей, выглядят в глазах его отца так, как будто мальчишка Шон пытается действовать как взрослый, но все его потуги не дают ничего, кроме внешнего, да к тому же еще и смешного для окружающих эффекта.
— Почему ты относишься ко мне с таким недоверием? Мне кажется, я немного разбираюсь и в людях, и в мотивах, которые толкают их на криминальный путь. Это ведь моя работа.
— И поэтому, Шон, ты думаешь, что Дэйв мог убить девятнадцатилетнюю девушку? Дэйв, который играл у нас на заднем дворе, этот ребенок?
— Я исхожу из того, что каждый способен на все что угодно.
— Так тогда и я мог бы сделать это. — Отец приложил руку к груди. — Или твоя мать.
— Нет.
— Может, тебе стоит проверить наши алиби.
— Господи, да я же совсем не то хотел сказать.
— Я ведь пока, слава Богу, не оглох. Ты сказал, что каждый способен на все.
— Если на то есть причина.
— А-а-а, — манерно протянул отец, — Прости, эту часть твоей фразы я не расслышал.
Он снова начал прежнюю игру — ловил Шона в им же самим расставленные ловушки, на манер того, как сам Шон вел игру с подозреваемыми в камерах. Не удивительно, что Шон стал хорошим дознавателем. В детстве у него был хороший учитель.
Некоторое время они сидели молча, и вдруг отец неожиданно произнес:
— Послушай, а может, ты и прав.
Шон в растерянности смотрел на отца, ожидая, что он скажет дальше.
— Возможно, Дэйв сделал то, что ты думаешь. Я не знаю. Я ведь помню, каким он был ребенком. Но я
