подозрительной странности ситуации и подтвердил: да, это действительно он. И лишь затем, внимательно прислушавшись к мыслям незнакомца, пробормотал:
- Послушай... Как ты осмеливаешься приближаться к проклятому колдуну? Или ты не знаешь, кто я на самом деле?
- Нет, отчего же, знаю, - скаля крупные жёлтоватые, напоминающие лошадиные, зубы, ответил странный иудеянин. - Ты ещё больший колдун, чем твой друг Андрей, приходивший однажды к нашему учителю Нахуму. При своём чудесном появлении в здешних краях ты сжёг живьём пять сотен татар...
- И ты не боишься, что я убью тебя на месте? Сожгу огнём, как тех нечестивых псов, - перебил его Карсидар, скрестив руки на груди и грозно насупившись, словно действительно намеревался испепелить взглядом странного иудеянина.
Однако тот ни капельки не испугался и ответил просто:
- Не боюсь.
- А вдруг?..
- Нет, - по-прежнему спокойно сказал иудеянин.
Поскольку Карсидар хотел лишь напугать его, то теперь оказался в довольно глупом положении. Он отнюдь не собирался для подтверждения своей правоты прибегать к столь нелюбимому здесь колдовству, так что не оставалось ничего иного, кроме как признать правоту нежданного собеседника.
- Ну, допустим... ты прав, - сказал наконец Карсидар, расслабляясь.
- Вот видишь, - иудеянин вновь широко осклабился. - Я так и знал.
- Ты тоже читаешь мысли? - мгновенно насторожился Карсидар.
- О нет, нет, ни в коем случае! - иудеянин замахал руками, как машет подрезанными крыльями курица, тщетно пытаясь взлететь. - Просто я знал, что ты меня не убьёшь и что тебя нечего опасаться.
- Храбрый ты, однако, - Карсидар вновь осторожно прощупал помыслы этого странного человека и, вновь не обнаружив ничего подозрительного, изумился пуще прежнего. - Как тебя зовут?
Вот так они познакомились. Выяснилось, что странного иудеянина звали Зерахией и что соплеменники считали его немножечко 'мишигине' (то есть, грубо говоря, 'с приветом'), поэтому жил он как бы отдельно от местной иудеянской общины и пользовался невероятной свободой совершать любые поступки, идущие вразрез со здравым смыслом и общепринятой моралью. Например, за общение с 'проклятым колдуном' всякому иудеянину грозила жестокая расправа, заранее одобренная учителем Нахумом - но только не Зерахии.
Или вот ещё пример. Этот престранный субъект зарабатывал на жизнь весьма оригинальным способом: являясь на громадное Подольское торжище в базарный день, скупал по дешёвке то ли продукты, то ли ремесленные изделия, в зависимости от спроса, на который у него было особое чутьё, а затем высматривал покупателя побогаче и продавал ему разом весь товар, несколько увеличивая цену. Называл он это странное занятие смешным словом 'шепетек'.
Карсидар поначалу не поверил, что таким способом можно заработать на жизнь, но, скаля в улыбке лошадиные жёлтые зубы, Зерахия сказал лишь:
- Да много ли мне, одинокому, надо! Хватит и нескольких резанов, лишь бы до следующего базарного дня протянуть. А они каждую неделю бывают. Не пропаду.
Насколько понял Карсидар, Зерахия был совершенно чужд накопительству. У него за душой не было ничего, кроме крошечного глинобитного домишки да пары кун серебра, которые он с благословения своего Адоная еженедельно пускал в оборот с единственной целью: заработать ровно столько, чтобы хватило на пропитание и уплату налогов.
Узнав это, Карсидар понял, что действительно имеет дело с сумасшедшим. В самом деле: у человека нет семьи, почёта и положения, нет богатства... Правда, деньги есть, однако он не стремится увеличить их количество. Не говоря уже о семье, почёте и положении. Но почему?
- Когда Адонай того захочет, Он сделает бедного Зерахию тем, кем Сам захочет.
Таков был невразумительный ответ полоумного иудеянина. Услышав это впервые, Карсидар только рукой махнул и ушёл прочь, вежливо посмеиваясь в бороду. Однако проклятый шепетек периодически подстерегал его в самых неожиданных местах, по большей части в Копыревом конце, но иногда на Подоле, а пару раз даже в Берестовом, и не переставал огорошивать самыми идиотскими вопросами.
Как и уехавший Читрадрива, Зерахия больше всего интересовался, помнит ли Карсидар о том, что по рождению принадлежит к племени иудеян и понимает ли, что явился на свет не просто так, а с определённой целью. Когда же Карсидар возражал, что приняв крещение, отрёкся от народа, к которому принадлежал когда-то, шепетек до неприличия громко хохотал и отвечал обыкновенно, что Иисус Христос, между прочим, тоже был окрестившимся иудеянином и что после этого Он, наоборот, возвысился над прочими людьми. Также Зерахия любил помучить Карсидара вопросами о колдовстве, о его семье и, особенно, о сыне. Карсидар всякий раз выходил из себя и грозился немедленно парализовать наглеца, а то и вовсе убить. Но шепетек неизменно скалил жёлтые зубы, поправлял свою нелепую шапку и приглашал:
- Давай, я жду.
Карсидар внутренне закипал от бессильной злобы, так как чувствовал, что не в состоянии ничего поделать, ругался сквозь зубы и лишь ускорял шаг, не рискуя мгновенно исчезать с многолюдных киевских улиц. А вслед ему неслись заумные речи шепетека, в которых простому воину разобраться крайне затруднительно...
Интересно, что он задумал теперь? Карсидар попробовал сосредоточиться на мыслях Зерахии, однако чувство неопределённости, которое неизменно охватывало его при общении с сумасшедшим иудеянином, как всегда помешало проникнуть слишком глубоко. А поверхностные помыслы шепетека были кристально чисты и доброжелательны. Дабы замять возникшую неловкость, Карсидар спросил:
- Ну, и чем ты теперь занимаешься?
- Как это чем! - всплеснул руками иудеянин. - Тем же, чем и остальные: снаряжением войска, которое вскоре отправится на восток под твоим предводительством.
- Так ты что, поедешь с обозом?! - воскликнул Карсидар, представив, как ненавистный упрямец будет периодически возникать рядом с ним в самые неподходящие моменты.
- Зачем? - Зерахия сделал неопределённое движение. - Я, конечно же, остаюсь тут. Пусть другие едут, если кому охота.
У Карсидара отлегло от сердца.
- Ладно, - сказал он, вздохнув с явным облегчением. - А что же ты делаешь здесь?
- Во-первых, я живу в слободке неподалёку, почему бы мне не сходить в город и не прогуляться по улицам, - с плохо скрываемой насмешкой ответил шепетек. - Во-вторых, я как раз направлялся к Ипатию...
- А у Ипатия ты что позабыл? - Карсидар пристально посмотрел прямо в глаза собеседнику и одновременно предпринял новую попытку окунуться в глубину его мыслей.
- Да всё то же, - ни капли не теряясь, отвечал Зерахия. - Он только что вернулся и вряд ли усидит на месте. Вот уж кому пристало идти с тобой на татар, так это Ипатию! А у его воинов, можно сказать, ничего не готово. Вот я и пришёл потолковать с сотником, чем ему и его людям можно пособить.
- Шёл бы ты отсюда подобру-поздорову, - процедил сквозь зубы Карсидар. Рать поведу я, снаряжают её все вплоть до короля, есть кому обо всём позаботиться.
- Так-то оно так, да только всех мелочей вы всё равно не учтёте, - мягко возразил шепетек. - А по мелочам я себе на курицу заработаю, на пурим полакомлюсь. Кто же подарит бедному мишигине парочку гоменташен? А так хоть курица будет.
Ну, не было никакого сладу с этим чокнутым! Карсидар в сердцах плюнул и произнёс тоном, не оставляющим надежды на благорасположение:
- Что ж, ладно. Собрался к Ипатию, так и ступай к нему. Ко мне ты чего пристал?
- Да потому, хавер, что хотел поговорить с тобой. Ипатий обязательно должен был пойти к королевскому воеводе проситься в поход, но вышло немножечко наоборот - воевода сам к сотнику пожаловал. Вот мы и встретились.
Оттого, что иудеянин назвал его 'хавер', то есть 'друг', Карсидару сделалось не по себе. Моментально вспомнилось гандзакское 'хавар', а вместе с ним и то, что Читрадрива так и не пожелал передать ему
