Его глаза засмеялись:
– Я все знаю, Эстер…
– Тогда вы, наверное, знаете, почему мы здесь?
– Да, об этом мне тоже известно. – Тут он перебил себя. – Но не будем же мы стоять здесь, в гостиничном вестибюле. И так уже достаточно сплетен. Куда вы собирались?
– Ужинать. Сент-Клер ужинает в городе. Его не будет допоздна.
Мгновение он задумчиво смотрел на меня, потом пожал плечами:
– Я отвезу вас поужинать. Пойдемте найдем экипаж.
Когда мы оказались в расшатанном старом экипаже, где пахло старой кожей, его настроение переменилось, и, когда мы под стук копыт двинулись по мощенным булыжником улицам, он весело заговорил:
– Никогда не думал, что мы с вами прокатимся по Саванне, Эстер. – Он наклонился вперед и заглянул мне в лицо: – Вы еще сердитесь на меня?
Я не ответила. Я помнила, как он обозвал меня 'шлюхой' – как я поклялась ненавидеть его, – и спрашивала себя, почему, как только я слышу смех Руа Ле Гранда, забываю обо всем дурном, что он говорил и делал.
Я продолжала молча сидеть рядом с ним, а он откинулся на кожаные подушки и скрестил руки на груди.
– Ах, да, понимаю! С нами же классная дама. Очень хорошо, тогда я покажу ей достопримечательности города. Вон там, мисс Сноу, простите, я хотел сказать миссис Ле Гранд, – его голос насмешливо дрожал. – Обратите внимание на первое общественное здание Саванны. На этом месте Джон Уесли прочитал первую проповедь – полюбуйтесь на этот орнамент…
У меня не было настроения играть в прятки, и я холодно перебила его:
– Что вы собирались сделать с завещанием Лорели?
Он снова стал серьезным, и, когда опять заговорил, его голос был печален:
– Ничего, Эстер. Можете мне поверить.
– На нем ваша подпись, – уточнила я.
– Да. Я объяснил ей, как Закон о правах женщин может помочь ей защитить права Руперта, – я был свидетелем. Я встретил ее в Саванне. Помните, когда она ездила к доктору? Бедняжка, она не знала, куда податься, и я отвез ее в контору Перселла…
Я рассмеялась:
– Нечего сказать, преданный брат. Он рассек рукой воздух:
– Я не обязан ему ничем, – крикнул он. – И я видел, как он губит ее – как губит все, к чему прикасается…
– Вы, наверное, думаете, что он погубит и меня? – насмешливо спросила я.
– Нет, – он заговорил медленнее. – Может быть, и нет. – Он замолк. – Но как подумаю, что он втянул вас во всю эту мерзость…
– Он не втягивал меня. Я пошла на это по своей воле. Я знала, что делаю.
– Вы думали, что знаете. Господи, Эстер! – Он помолчал, затем сказал тише: – Если бы вы знали, как я проклинаю себя за то, что не предупредил вас.
– О чем, Руа? Сказали бы, что он женится на мне из-за завещания Лорели? Это ничего не изменило бы. Я никогда и не думала, что он женился на мне из-за любви – думаете, я как глупенькая школьница жаждала любви? Ошибаетесь. Любовь это коварная насмешливая штука, слабая и эгоистичная, да и неверная. Мне ничего этого не надо. Я знала, на что иду – чего хочу.
Он вдруг вздохнул и прислонился ко мне, ласково дотронувшись смуглой рукой до моей щеки:
– Эстер, Эстер, знаете ли вы, что если я и ссорился с вами, то только ради вашего же блага.
Я не почувствовала его ласки, словно он коснулся камня. Я не отрываясь смотрела, как сумерки сгущаются и становятся похожими на серый мох, что свешивался с деревьев.
– И когда обзывали меня грязными словами, – напомнила я ему, – тоже для моего же блага?
– Нет, – быстро прошептал он. – Тогда уже было поздно. Вы уже стали женой Сента. Это – от ревности, Эстер.
Я засмеялась:
– А вы думаете, я тогда этого не поняла?
– Я думал, что больше он ни за что не причинит зла тому, кого я полюбил. Как он уже замучил Сесиль, Лорели…
– Вы говорите о нем так, словно он чудовище. Он заговорил еще медленнее:
– Чудовище? Сент чудовище? Нет. Он один из тех негодяев, кто прибирает к рукам все, что достанется, который неспособен понять, как без сотен рабов и чистокровных лошадей можно чувствовать себя настоящим джентльменом. Он – исчадье ада, прожорливый дьявол, который живет, паразитируя, за счет других, который обманет, украдет – и даже убьет, если кто-то встанет на пути у его алчности.
Я устало вздохнула:
