крепко связаны за спиной и затекли от неудобного положения, голова разламывалась, по-видимому, от удара о цементный пол, и ребра… ребра, если еще не сломались, то, несомненно, скоро треснут. Ухабы и резкие повороты об этом позаботятся.
Можно было предположить, что за рулем сидит один из двоих мужчин, которые были в гараже. И вряд ли это тот тип, со сломанным носом. Вероятнее всего, это второй, высокий мужчина с темными глазами и быстрой реакцией.
Прижимаясь лицом к тонкому коврику на полу, Анджела могла думать лишь о том, как, черт возьми, ей удалось попасть в подобную ситуацию. Пистолеты, кровь, мужчины, набросившиеся на нее, словно она представляла для них какую-то угрозу… если бы они остановились хоть на минуту и посмотрели на нее, они бы поняли, что она не имеет никакого отношения к их вражде.
Анджеле, привыкшей к тихой размеренной жизни, все происходящее казалось кошмарным сном. Самое плохое, что с ней могло случиться, это слишком утомительная беседа с чересчур взвинченным многословным оратором, которому она терпеливо объясняла, как оживить ему свой доклад, не удаляясь слишком далеко от какого-нибудь увлекательного предмета, вроде возможных границ прибыли, федеральных таможенных сборов или чего-то еще в этом роде.
Если б только она не подняла этот проклятый пистолет!
Анджела завозилась под одеялом, стараясь отодвинуться от какого-то острого выступа, упирающегося ей в бедро, и пожалела, что перед уходом с работы не сходила в туалет.
Машина подпрыгнула на ухабе, и по ее подбородку потекла кровь из прокушенной нижней губы. Сколько же боли причинил ей высокий незнакомец, который с такой быстротой накинулся на нее, что она не смогла увернуться. Самое обидное, что она не понимала, в чем виновата лично она. Анджела понимала, что сделала большую глупость, подняв с полу валявшийся пистолет, но он даже не дал ей времени на объяснения.
Кровь и пистолет. Ее замутило при одном воспоминании об окровавленном лице мужчины с носом, свернутым набок, так что кончик его был обращен куда-то к уху. Оказывается, перед тем, как рухнуть на пол под тяжестью мужчины с окровавленным лицом, она заметила немало подробностей. И хотя ее тело болезненно ныло, неизвестность томила ее, самым неприятным было сознание, что ее лицо вымазано его кровью. Анджелу передернуло при этой мысли, она чуть не выругалась вслух, но тут же ощутила, что не чувствует, чтобы кожа была стянута, и не могла понять, то ли была в обмороке такое краткое время, что кровь не успела засохнуть, то ли подсознание отключило все ощущения, кроме тех, которые нужны, чтобы помочь ей выжить.
Она очень жалела, что подняла этот пистолет.
Анджела понимала, что повторяет это про себя снова и снова, но ничего не могла с собой поделать. Может быть, это была защитная реакция ее мозга, отвлекающая Анджелу от мыслей об ожидающей участи. Она не сомневалась, что будущее не сулило ей ничего хорошего.
Стоит ей только вникнуть в весь ужас ситуации, ее выдержке придет конец, и она просто завизжит от страха… что наверняка вызовет ярость человека, сидящего за рулем. Благоразумие подсказывало, что лучше не раздражать его. Когда они посмотрят наконец друг другу в глаза, самообладание может оказаться единственным ее спасением. Если она не утратит его и сохранит спокойствие, то, может быть, сумеет как-то убедить его в своей непричастности к этому делу и выпутаться из этой истории… истории, в которой не оказалась бы, если б просто села в свою машину и притворилась, что не замечает происходящего в гараже. Сейчас она была бы уже на пути в свою квартиру в Корте-Мадейра или уже сидела дома, а не валялась связанная на полу машины, мчащейся неизвестно куда… Лучше об этом не думать.
Если б только она не полезла не в свое дело.
С трудом подавив поднявшуюся к горлу тошноту, вызванную скорее всего ужасом, а не тем, что ее укачало, Анджела молила Бога только об одном: чтобы этот тип отпустил ее, не причинив особого вреда. Эта мольба билась в ее мозгу, заставляя молчать, пока машина неслась все дальше в ночь, приближая ее к жуткой реальности, которая, она была уверена, покажется ей отвратительной.
Хок ехал на юг. Он миновал мост Золотые ворота, оставаясь в потоке машин, которые теснили друг друга, продвигаясь по дороге, делившей Сан-Францсико пополам. Так же, как и остальные водители, Хок не обращал внимания на ограничение скорости и мчался по хорошо освещенным улицам со скоростью почти пятьдесят миль в час. В рекордное время он достиг противоположного края города. Дейли-Сити промелькнул как молния, и, лишь свернув на крутой выезд к аэропорту Сан-Францсико, Хок резко снизил скорость.
Следуя указателям, он доехал до стоянки и припарковался в тесном углу между высоким фургоном и микроавтобусом. Выключив фары и габаритные огни, Хок посидел пять минут не шевелясь, наблюдая за снующими машинами – паркующимися и покидающими стоянку.
Коричневый четырехдверный седан подъехал довольно близко и припарковался в следующем ряду, через шесть машин от него. Хок подождал, пока мужчина-водитель вылез и, забрав из багажника два чемодана, потащил их под навес ярко освещенной автобусной остановки, находящейся в восьмидесяти ярдах от стоянки.
Через десять минут автобус увез этого человека и двух других, стоявших в дальнем конце стоянки. Из автобуса никто не вышел ни на месте посадки, ни на следующей его остановке у самого выезда с парковки. Наступило временное затишье.
Хок достал из спортивной сумки отвертку и выскользнул из джипа, тихонько прикрыв за собой дверцу. Хотя из салона до сих пор не доносилось ни шороха, он открыл заднюю дверцу и откинул одеяло с лица женщины. В тусклом свете на него уставились широко открытые зеленые глаза. Хок не сомневался, что она его узнает. Еще в ее взгляде явственно читался страх, и Хок мысленно поздравил ее с блестящими актерскими способностями.
Не то чтобы он сомневался в ее страхе. В той ситуации, в которой она оказалась, было вполне естественно испытывать это чувство. Она и должна была бояться того, что ожидает ее. Но, кроме страха, Хок ожидал увидеть отражение и других эмоций на лице женщины, которая еще час назад жаждала его смерти.
Такая способность владеть собой и скрывать свои подлинные намерения в столь напряженных обстоятельствах говорила о том, что к ней надо относиться с максимальной осторожностью. Игнорировать это было бы роковой ошибкой.
– Здесь некому слышать ваши крики, так что не ждите помощи со стороны, – сказал он. – Если вы начнете кричать, я заткну вам рот кляпом.
– Если никто меня не услышит, к чему трудиться? – холодно поинтересовалась она.
Приятный мягкий звук ее голоса почему-то вызвал у него удивление. Видимо, он инстинктивно ожидал, что его пленница начнет ругаться, как портовый грузчик. Хок выругал себя за то, что не предугадал, что голос будет соответствовать ее несомненно соблазнительному телу. «С этой девицей надо быть поосторожней, – приказал он себе. – Мужчина очень уязвим, когда имеет дело с женщиной, столь физически привлекательной».
– И вообще, крики действуют мне на нервы, – раздраженно бросил он. – Так что воздержитесь от них.
Он откинул одеяло в сторону и проверил узел у нее на запястьях. Они были затянуты крепко. «Так крепко, – подумал он, – что, когда придет время освобождать ее, придется разрезать узел». Кожа вокруг импровизированных пут покраснела и слегка припухла, явно в результате ее попыток освободиться. Он остался равнодушен к этой боли, которую она сама себе причинила, и никак не прокомментировал то, что увидел.
– Не знаю, за кого вы меня принимаете…
Он оборвал ее прежде, чем она успела закончить свою ложь.
– Разговоры тоже действуют мне на нервы. Так что лучше молчите. – Он снова уронил одеяло ей на лицо и с мягким щелчком закрыл дверцу.
Окинув быстрым взглядом стоянку, Хок убедился, что, пока он возился с женщиной, никто здесь не появился. Разумеется, разговаривая с нею, он прислушивался и к тому, что происходит вокруг. Хок знал, что нельзя расслабляться ни на минуту, пока он не окажется в безопасном месте.
Подойдя к седану, он торопливо снял его номера, заменив их на те, которые держал у себя именно на такой случай. Затем он сменил номерные таблички джипа на снятые с седана, а те, которые были на джипе,
