– О-о! – произнесла она.
Я подняла голову и увидела, что она смотрит на лестницу:
– Кто это?
Сойер стоял наверху лестницы. Увидев его, темноволосого, в небрежно накинутой рубашке и джинсах, низко сидящих на бедрах, я вдруг усомнилась в своих планах, которые так тщательно выстраивала.
Когда я не ответила, у женщины хватило такта сказать, что ей пора и что она обсудит со мной условия выезда позже.
Сойер спустился ко мне:
– Ты продала дом?
– Да.
Он изучал меня секунду, а потом кивнул:
– У меня есть предложение.
– Предложение?
– Переезжай ко мне и оставайся, сколько захочешь. Мы начнем все сначала и не будем никуда торопиться.
Его предложение было более чем заманчивым. Он был прекрасным любовником, остроумным человеком и даже умел готовить. Разумеется, я избавилась от своих предрассудков и идиотской привычки подписывать все не глядя и могла продолжать вести в Уиллоу-Крике почти ту же жизнь, к которой привыкла. Но была еще досадная необходимость доказать себе, что я действительно сильная, что я не боюсь. Кроме того, как я могла объяснить ему или еще кому-нибудь то нарастающее приятное волнение, которое я чувствовала от перспективы выйти за пределы моего мирка и доказать, что мне не нужно, чтобы все было легко и удобно, что я могу преуспеть и в большом мире.
Могу только сказать, что переезд в другое место меня манил. Может быть, не все сложится гладко в моей новой жизни, но попробовать я должна.
– Думаю, я могу полюбить тебя, а быть может, я уже влюблена, – сказала я ему. – Но пора мне самой о себе позаботиться.
– Фреди...
– Если я останусь с тобой, это будет чудесно, замечательно... но легко. Пора выяснить, из какого теста я сделана, а для этого мне надо уехать из Уиллоу-Крика.
В момент моего отъезда он был со мной. Я перешла в недействительные члены Лиги и распродала или пожертвовала все, что осталось от обстановки дома. Сойер стоял у подъезда с моими родителями, Пилар и Граутами.
Когда происходящее наконец дошло до забитого архитектурными проектами и строительством сознания моего отца, он заявил, что недоволен моим отъездом. Но, несмотря на угрозы не прийти меня проводить, он появился, крепко обнял меня и сказал:
– Я всегда знал, что тебе и целого мира мало. Неудивительно, что ты решила пойти и завоевать его самостоятельно.
Моя мать с ним не соглашалась, но вид у нее был стоический и смирившийся. Она не обняла меня, но приблизилась на расстояние вытянутой руки:
– Возвращайся скорее.
Прежде чем она успела отступить, я обняла ее и прижала к себе.
– Я люблю тебя, мама. – Похоже, я становлюсь сентиментальной.
Никки в момент прощания бросилась мне на шею и потребовала пообещать, что мы навсегда останемся друзьями. Даже Пилар подошла и обняла нас обеих.
Говард лишь улыбнулся и, когда я высвободилась из объятий, сказал:
– Спасибо за все, что ты сделала для моей Никки.
– Мы помогали друг другу. Мне тоже есть за что благодарить тебя.
Сделка, которую я заключила с Говардом, была полностью выполнена. Я обняла своего НС-ного соседа.
Далее был Сойер. Его темные волосы трепал утренний ветерок, а черная футболка была достаточно облегающей, и под ней вырисовывалась его широкая грудь, но при этом он не был похож на фотомодель. Я почувствовала смущение. И когда он провел рукой по моему подбородку, я сдалась и впервые проявила любовь на публике. Я поцеловала его на прощание. Не обращая внимания на выражение лица матери.
Он слегка отстранился, его губы изогнулись в улыбке:
– На выставке, когда все пошло вкривь и вкось, ты просила дать тебе время. Теперь я готов сделать это. Иди и делай то, что должна, но помни, что я еще с тобой не разобрался. Отнюдь.
Меня опять охватила дрожь. Я едва смогла оторваться от него, опасного и сексуального, и сесть в машину. Но я знала, что должна это сделать.
Они все выстроились в ряд. Когда я наконец завела машину, Никки прижалась к Говарду, рядом с ними стояли Пилар, моя мать с высоко поднятым подбородком, о чем-то задумавшийся отец и Сойер – уверенный... всегда уверенный в себе. Картина так и просилась на открытку, и я послала им на прощание мой лучший парадный взмах рукой, удаляясь по дорожке из красного кирпича.
Уехать оказалось самым сложным делом в моей жизни. Я до сих пор с трудом верю, что оставила семью, друзей и Сойера. Как говорится, вы можете увезти девушку из Техаса, но она всегда вернется. Кроме того, в любой картинной галерее высокий спрос на сексуальных художников, к тому же в Нью-Йорке целая пропасть
