осталась одна. Одна с роботом Египтии.
Я должна была заставить себя посмотреть на него. С ботинок на длинные ноги, потом - на руки, опущенные по бокам. Плечи с лежащими на них волосами поверх голубой рубашки. Шея. Лицо. Все нетронутое. Целое. Спокойные тигриные глаза. Да что это, в самом деле? Уж не выдумала ли я его? Какой- то призрак или как будто смотришь на лицо выздоровевшего больного... Да нет, воображение разыгралось.
Известна ли ему официальная ситуация - кто им владеет постоянно, а кто временно? Должна ли я об этом ему сказать?
Он медленно мигнул своими янтарными глазами. Слава Богу, действуют. Слава Богу, они не менее красивы, чем были тогда, когда я увидела их в первый раз. Он улыбнулся мне и сказал:
– Привет.
– Привет. - Я была так возбуждена, что едва это чувствовала. - Ты меня помнишь?
– Да.
– Не знаю, что и сказать тебе.
– Говори, что хочешь.
– Вот я сейчас скажу: 'Садись, пожалуйста, будь как дома. Чашечку чаю?'
Он засмеялся. Я полюбила его смех. Всегда любила. Но он разбил мое сердце. Я теперь страдала, глубоко страдала оттого, что он здесь со мной. Никогда в жизни со мной такого не было. Я не могла даже плакать.
– Я вполне расслаблен, - сказал он. - Я всегда расслаблен. Можешь на этот счет не беспокоиться.
Он меня обезоруживал, но я была готова к этому. Что бы еще ему сказать? Он заметил мои колебания и приподнял одну бровь.
– Что? - сказал он. Человек. Ну, человек же!
– Ты знаешь, что произошло? Что они с тобой сделали?
– Кто они?
– 'Электроник Металз'.
– Да, - сказал он. И все.
– Я видела тебя там, - произнесла я. Это прозвучала бестактно.
– Я сожалею, - откликнулся он. - Вряд ли это было тебе приятно.
– А тебе?
– Мне?
– Ты был без сознания?
– Без сознания - это не те слова, которые можно применить ко мне. Отключен - если ты это имеешь в виду - был частично. Для контрольной проверки требуется, чтобы по крайней мере одна половина мозга функционировала.
У меня в животе похолодело.
– Ты хочешь сказать, что все сознавал?
– Вроде того.
– Это было... больно?
– Нет. Я не чувствую боли. Мои нервные окончания реагируют скорее по принципу рефлекса тревоги, чем боли. Боль как предупреждающий сигнал не нужна моему телу так, как человеку. Поэтому никакой боли.
– Значит, ты слышал, что он говорил. И что я говорила.
– Думаю, что да.
– Ты не способен к неприязни?
– Нет.
– К ненависти?
– Нет.
– К страху?
– Трудно сказать. Я весь на виду.
– Ты отдан в собственность, - сказала я. - Ты принадлежишь Египтии. Ты одолжен мне.
– Ну и что?
– Ты не сердишься?
– Разве я выгляжу сердитым?
– Ты употребляешь первое лицо: говоришь 'я'.
– Было бы нелепо говорить как-то по-другому, я бы обязательно запутался.
– Я тебя не раздражаю?
– Нет, - снова мягко засмеялся он. - Спрашивай все, что хочешь.
– Я тебе нравлюсь?
– Я не знаю тебя.
– Но ты как робот считаешь, что все же можешь узнать?
– Лучше, чем других людей, если ты позволишь проводить-с собой больше времени.
– Ты этого хочешь?
– Конечно.
– Ты хочешь заниматься со мной любовью? - В этот вопрос я вложила сердечную боль, раздражение, страдание, скорбь, страх - все, чего он был лишен.
– Я хочу делать все, что ты ждешь от меня.
– Без всякого чувства.
– С чувством огромного удовольствия от твоего счастья.
– Ты красивый, - сказала я. - Знаешь, что ты красивый?
– Да. Разумеется.
– Ты притягиваешь людей, как магнит. Это ты тоже знаешь?
– Это метафора? Да, знаю.
– Ну, как все это называется? - бесцеремонно спросила я. Это прозвучало, как вопрос ребенка, что такое солнце. - Как это называется, Сильвер?
– Знаешь, - сказал он, - самый простой способ обращаться со мной - это принимать меня таким, какой я есть. Ведь ты не можешь стать такой, как я, а я - как ты.
– А ты бы хотел стать человеком?
– Нет.
Я подошла к окну, посмотрела на Нью-Ривер и на его слабое сапфирово-серебряное отражение в стекле.
Я сказала ему одними губами: я люблю тебя. Я люблю тебя.
А вслух проговорила:
– Ты гораздо старше меня.
– Сомневаюсь, - сказал он, - мне всего три года. Я обернулась и взглянула на него. Наверное, это правда. Он усмехнулся.
– Ну хорошо. Когда я появился на свет, мне было уже примерно двадцать-двадцать три. Но если считать с того момента, как я был приведен в действие, то я еще ребенок.
Я перевела разговор на другую тему:
– Это квартира Кловиса. Ты чем так его ошеломил?
– Просто он, как и ты, все не мог запомнить, что я робот.
– А он... хотел заниматься с тобой любовью?
– Да. Но он подавлял в себе эту мысль, она была ему отвратительна.
– А тебе она была отвратительна?
– Опять двадцать пять. Ты об этом уже спрашивала в другой форме, и я тебе ответил.
– Ты бисексуален?
– Я могу приспособиться к любому, с кем имею
дело.
Чтобы доставить ему удовольствие?
