Глава 15
...Анестезиолог, элегантно-небритый и на вид несерьезный, расспрашивал Каролину вечером накануне операции не менее часа, хотя, на ее взгляд, все его вопросы уже так или иначе ранее ей задавались. Света переводила, постреливая глазами в дотторе. Впрочем, как успела заметить Каролина, Света, любящая своего мужа, не отказывала себе в удовольствии стрелять глазками во всех, без исключения, мужчин. Потом небритый дотторе так ловко «загрузил» раненую, дал коктейль из транквилизаторов, что она спокойно проспала ночь, с трудом разодрала утром глаза, что-то кому-то отвечала, потом куда-то ехала, потом не заметила, как ее перевалили из приемного отделения через специальную амбразуру в собственно операционное отделение, потом врачей стало так много, что она уже не могла за ними следить – а зачем следить? – подумала она и закрыла глаза. Как ей сделали спинно- мозговой наркоз, она тоже не заметила, хотя – вот же неврастеничка! – за день до операции начала волноваться и представляла себе, как игла входит в позвонки...
Каролина пришла в себя в реанимации. Небритый анестезиолог задал ей несколько вопросов, на которые она, собрав весь свой музыкально-госпитальный словарь, с грехом пополам ответила, и удалился. Каролина снова погрузилась в сон...
В палату Каролина вернулась как к себе домой.
Из окон открывался необыкновенный вид на холмы, сплошь покрытые парками. Поднимались они довольно круто над зеленой, на вид густой и маслянистой лентой реки По. На стене, на двух кронштейнах, висел телевизор, на который она прежде не обратила внимания. А у кровати появилось кресло на колесиках. Здесь его все называли на английский манер «вилчер», и Каролина не сразу сообразила, что если написать латиницей, то получится: «wheelchair».
Около часа она лежала, прислушиваясь к себе, – боли не было. Вернее, что-то еле слышно скреблось в бедре, но по сравнению с той, непрерывной, то заглушаемой лекарством, то вырывающейся на волю болью, это было даже приятно.
Перед ужином пришли Динка и Алекс – дочь ворвалась, а любовник степенно вошел, прячась за прелестный букет цветов, созданный с таким художественным вкусом, что буквально просился на полотно.
Начались будни выздоровления.
На десятый день появился молодой человек, которого представили физиотерапистом – как здесь, в Италии, называют специалиста со средним медицинским образованием, который занимается и руководит такими процедурами, как массаж и лечебная физкультура. Он проделал массаж, показал серию упражнений, для начала помог проделать весь комплекс два раза. Еще через день Каролину посадили в «вилчер», и перед ней открылся неизведанный простор длиннющего коридора. Он заканчивался окном, откуда открывалась перспектива Турина. Появилась даже возможность контрабандно сесть в лифт, спуститься на первый этаж, покрутиться среди беспорядочно снующих пациентов, посетителей, врачей, сестер и понюхать оглушительный запах крепчайшего кофе, что варили для всех желающих в кафе, отгороженном стеклянной перегородкой от огромного холла.
Когда Алекс узнал о Линином вояже, он разволновался и очень строго просил ее больше не рисковать. Динка подмигнула матери, улучила момент и сунула ей в карман несколько мелких монет, мол, удерешь – попей кофе.
Еще через две недели Лину вновь провезли по всем кабинетам, от рентгена до УЗИ. Обследовали так же тщательно и всесторонне, как перед операцией, сделали все анализы и нашли, что у нее слишком низкий гемоглобин. Тут же поставили капельницу и стали переливать кровь. Никаких разговоров о наличии или отсутствии донорской крови даже не возникло. Динка, грешным делом, решила, что это организовал Алекс. Но оказалось все не так: в Италии достаточно доноров – и тех, которым платят, и волонтеров, поэтому проблем с кровью нет.
Вскоре лечащий врач порекомендовал перевести Каролину в специальный реабилитационный госпиталь для полного восстановления. В Турине подобных заведений было множество, и Алексу предложили выбрать самому. Для этого ему предоставили небольшой каталог, где были указаны адреса, подробно описаны условия, окружающая природа, устройство палат и еще много других деталей. Один, самый востребованный госпиталь располагался в прекрасном особняке, чуть ли не прямо перед окнами ее палаты, но на другой стороне реки, на склоне горы, в густой зелени парка. А она-то думала, разглядывая его из окна, что это дворец какого-нибудь миллионера.
Каролина загадала: если попадет туда, все будет в порядке. Повезло – врач связался по телефону и сообщил, что есть вакантное место и можно направить ее именно туда. А на новом месте ей сразу же повезло еще раз с физиотерапистом: молодой, веселый, с зелеными глазами, в каждом из которых дремало по мартовскому коту, он был всеобщим любимцем и отличным специалистом. Ходил он легкой, танцующей походкой и всегда что-то напевал себе под нос. Каролине Флавио достался не только потому, что оказался в это утро свободным, но еще и потому, что знал по полсотни слов из шести, а может быть, и семи языков, в том числе из русского. Уже потом Каролина выяснила, что он плавал несколько лет на сухогрузе, объездил множество стран, копил деньги на институт, но по легкомысленности характера позволял себе расслабляться чуть ли не в каждом порту и потому процесс собирания нужной суммы для образования несколько затянулся.
Он входил в палату, здоровался, объявлял, что «тудей из гуд дей» и, подкатив специальную тележку, за которую можно было держаться и катить впереди себя, сопровождал Каролину по длинному, широкому коридору в физиотерапевтический зал, где стояли специальные лесенки со ступеньками разной высоты, изогнутые змейкой перила, вдоль которых следовало идти, держась и заворачивая в разные стороны, чтобы повторять каждый их изгиб, стол с мелкими предметами специально для тех, кто перенес инсульт и теперь восстанавливал движения рук, и много других хитроумных приспособлений для возвращения к нормальной жизни. Занятия начинались с сорокаминутной разминки лежа, потом врач позволял вставать и заниматься на снарядах. Как-то незаметно пришел день, когда Флавио буднично сказал: «Сегодня ходи соло!»
Оказалось, что соло – это ходить, опираясь на один костыль с подстраховкой в лице Флавио, следящего за ней, как нянька за младенцем, недавно вставшим на обе ноги. Очень здорово!
Перед обедом пришли Алекс и Динка. Несмотря на категорический запрет Каролины, сто раз повторившей, что она будет есть только больничную еду, очень вкусную и специально низкокалорийную, дабы не толстеть, жизнерадостная парочка принесла судочки из соседнего ресторана и взялась соблазнять ее, разворачивая утеплители и демонстрируя всякие вкусности.
Каролина сдалась и принялась поглощать, приговаривая, что никакие новые кости не выдержат веса той бабы, которую после таких излишеств выпишут из госпиталя.
–?У нашей Светы оказывается есть друг, барон, – сообщила вдруг, ни с того ни с сего Динка.
–?Друг-барон – это звучит. Насколько друг?
–?Нет, мам, он именно друг. Она любит своего Антонио. А барон – очень дальний родственник Антонию. Маурицио – так зовут барона – очень молод и очень беден, хотя и относится к младшей ветви древнейшей фамилии Монферратских. Он служит в муниципалитете и много лет добивается, чтобы его разваливающийся замок внесли в список исторических зданий, дали ссуду на ремонт. Тогда он сможет отреставрировать часть замка, приглашать туда туристов и получать доход хоть и небольшой, но достаточный, чтобы поддерживать замок в приличном состоянии и продолжить его реставрацию. Словом, ему срочно необходим хоть какой-то стартовый капитал. Замок находится в Тоскане.
–?Все это, конечно, очень интересно, но я не совсем понимаю, почему ты мне так подробно рассказываешь о незнакомом бедном бароне, – удивилась Каролина. Ей что-то не понравилось в несколько искусственном оживлении дочери.
–?Я же сказала, барон мечтает отремонтировать свой замок. А Света рассказала, что у него в замке небольшая портретная галерея предков.
–?Галерея портретов, – поправил Динку невозмутимо слушавший ее до сих пор Алекс.
–?Пусть будет галерея, – покорно согласилась Динка. – Все картины очень старые, конца семнадцатого века, все полотна и доски черные, многие, по словам Светы, скорее всего погибли. Ничего удивительного, замок полуразрушен, открыт всем стихиям, да и не замок это, одна башня торчит, и сохранилась, по ее словам, только часть рыцарского зала. Он хочет продать свои картины, чтоб получить живые деньги.
–?Можешь не продолжать. Конечно, Алекс немедленно заинтересовался рассказами о картинной
