– Но их два. – Она не понимала, почему у него такой напряженный, сосредоточенный вид. – Существует медальон под пару этому. Альфред выбрал их для… для наших свадебных подарков друг другу. В его медальоне мой портрет, а в моем – его.
Она, разумеется, не упомянула, что в ее медальоне уже ничего нет; она все еще не избавилась от чувства вины за то, что в приступе гнева, когда он в тот последний раз бросил ее, она сожгла его портрет. С тех пор Кэтрин носила медальон как напоминание о том, что она должна сдерживать свои эмоции.
– Боже мой, о Боже! – Берк откинулся назад, не вставая с колен.
Зажмурив глаза, он схватился за голову. Скрипнул зубами, и желваки заходили на его скулах. Выражение страдания на его лице смутило и испугало Кэтрин. Казалось, он сошел с ума.
Но его боль тронула ее. Она чувствовала, что невольно у нее в сердце шевельнулось сочувствие. Ей захотелось прижать его к груди и утешить.
– Что случилось? – прошептала она.
Он открыл глаза. На мгновение в них промелькнула какая-то странная беззащитность, затем он овладел собой и его лицо уже ничего не выражало.
– Я… вспомнил о том, когда впервые увидел медальон Альфреда. Во время сражения, когда его ранили. Он достал его и показал мне ваш портрет.
Сердце Кэтрин сжалось от горького сожаления.
– Он думал обо мне… в последнюю минуту?
– Да. – Берк взял ее руку в свою сильную и теплую ладонь. – И еще есть то, о чем мне не представилось случая рассказать вам. Ваш муж просил меня оберегать вас.
– Просил вас? – Ее жалость к нему исчезла, и Кэтрин грубо рассмеялась. – Ни один мужчина не доверил бы вам свою жену!
– Кэтрин, это правда. Я бы не стал вам лгать. Это слишком важно.
Альфред так поступил? Он поручил заботиться о ней человеку, которого, как он знал, она презирала? Как это могло прийти ему в голову?
Дождь ослабел, и раскаты громы слышались лишь в отдалении. Глядя на Берка, Кэтрин забыла о грозе. Она видела его глаза, бездонные, неотразимые, завораживающие. Его рука, тяжелая, как смертный грех, лежала на ее руке. Обжигающий жар разгорался в глубине ее тела. Ей захотелось прижаться губами к его губам. Почувствовать прикосновение его обнаженного тела к своему. И помоги Боже, ей хотелось уступить собственным желаниям.
Потрясенная, она выдернула руку. Книги упали на пол. Кэтрин вскочила на ноги и заходила по тесной хижине.
– Успокойте вашу совесть, если она у вас есть, милорд. Приехав сюда, вы выполнили свои обязательства. Возвращайтесь в Лондон. Возвращайтесь к вашим женщинам, игре, пьянству.
Лорд тоже встал.
– Я уже больше года не был в Лондоне.
Она в этом сомневалась.
– Тогда убирайтесь в ту нору, из которой вы приползли сюда. Меня это не интересует, только бы вы убрались отсюда.
– Я остаюсь, – спокойно ответил он. – И не заблуждайтесь на этот счет. Если бы я думал, что вы способны понять почему…
Ореол мучительной тайны снова окружал его. Он притягивал Кэтрин, угрожая вызвать в ней сочувствие. Она пряталась за свой гнев, словно в складки его плаща.
– Я не нуждаюсь в ваших придуманных предлогах. Я достаточно наслушалась их от своего мужа.
– О? А я полагал, что вы оба жили в любви и согласии.
Его язвительное замечание, как порыв ветра, распалило ее ярость.
– Он был преданным мужем, пока вы со своими соблазнами не встали на его пути. Такими, как мисс Стелла Секстон.
Берк стоял не шевелясь.
– Он рассказывал вам о ней?
– Во всяком случае, я знала, что вы толкали его на нарушение брачных обетов. И еще: дело также и в карточной игре. – Кэтрин осуждающе указала на Берка пальцем: – Он, возможно, смог бы отказаться от своего пристрастия, если бы не ваше пагубное влияние.
– Вы были его женой. Могли бы и остановить его.
– Я пыталась. Но я никогда не могла удержать его здесь.
Кэтрин никогда и никому не признавалась в своем бессилии, и неожиданно боль в сердце перекинулась вверх, встала словно ком в горле. Слезы жгли глаза, в носу щипало. Подавив рыдание, она отвернулась, прежде чем Берк смог бы заметить эти слезы унижения.
Она распахнула дверь и выбежала под моросящий дождь. Холодный ветер ударил, ее по горящим щекам. Когда она подбежала к черной лошади, стоявшей под навесом кровли, то уже не могла сдержаться и, рыдая, припала к седлу.
Мужская рука опустилась на ее плечо, Берк повернул ее лицом к себе и прижал к груди. Он что-то шептал, это могли быть проклятия или ласковые слова, а может быть, и то и другое. Истосковавшись по человеческому теплу, Кэтрин прильнула к нему. Она нуждалась в его поддержке, в силе; слишком долго она
