южанина — короткой рыжей куртке и шароварах. Он шел сутулясь, тяжело ступая по прогибающимся доскам пола. Неуклюже поклонившись судье, свидетель поднялся на помост.
К этому человеку Ницан присматривался гораздо внимательнее, с каждой минутой убеждаясь в справедливости подозрения, зародившегося вчера под впечатлением прочитанных протоколов.
Отбарабанив свои показания монотонным, лишенным эмоций голосом, Адуми замолчал на мгновение, потом повернулся к Ницану, посмотрел на него тусклым взглядом и указал пальцем, сказав: — Вот этот человек ударил ножом преподобного Сивана.
В зале воцарилась напряженная тишина. Ницан понял, что настал тот самый решающий момент, которого он ждал. Он быстро нащупал холодный диск в кармане. Пальцы уловили слабую пульсацию зеркальца.
Ницан надеялся на то, что его движение осталось незамеченным.
— Ваша честь, — сказал он, обращаясь к судье. — Позвольте мне задать несколько вопросов свидетелю.
Судья выразительно пожал плечами, но промолчал. В зале воцарилась напряженная тишина, когда Ницан неторопливо вышел к прокурорской трибуне.
— Подойдите сюда, — сказал он, обращаясь к Адуми. — Подойдите сюда, я должен кое-что уточнить.
Адуми молча поднялся со своего места и сделал несколько шагов по направлению к нему.
— Ближе, — скомандовал Ницан.
Свидетель подчинился. Сыщик отошел от стола и встал перед поденщиком так, чтобы тот оказался между ним и торговцем. Теперь из присутствующих Ницана не видел никто: массивная неуклюжая фигура Адуми скрывала его. Ницан пристально посмотрел в невыразительное плоское лицо парня и, словно случайно, поднял зеркальце. По лицу Адуми прошла еле заметная судорога. Сыщик чуть приподнял зеркальце, и парень впился взглядом в собственное отражение, вернее — в девека, немедленно принявшегося за свои шутки. Ницан чувствовал, что напряжение на скамьях публики, за спиной свидетеля нарастает, но не давал себе труда бросить взгляд за собравшихся.
Фигура нависшего над детективом поденщика казалась застывшей. Взгляд его, словно завороженный, неотрывно смотрел в центр сверкающего овала.
Ницан уже знал, что сейчас последует и нисколько не удивился тому, что лицо Адуми вдруг рассекла глубокая трещина.
Собственно, это уже не было лицом человека, это была грубо слепленная маска глиняной болванки — голема.
Вся фигура застывшего свидетеля с невероятной скоростью начала покрываться трещинами. В считанные мгновения она полностью обратилась в сухую красную глину.
По залу прокатилась волна ужаса. Собравшиеся бросились к выходу. Помещение опустело.
— Что это было? — вполголоса спросил Лугальбанда, растерянно глядя на бесформенную кучу глины, образовавшуюся там, где только что стоял второй свидетель обвинения. — Хотя да, понятно, что это я спрашиваю... Голем. Глиняное существо, без души и без воли, — он выругался шепотом. — Как ты это сделал, Ницан? Почему он вдруг рассыпался в прах?
— У меня в зеркале живет девек, — признался Ницан. — Я сунул зеркальце под нос голему, девек немедленно начал кривляться, заставив корчить рожи и голема. Глина, из которой тот был слеплен, не выдержала нараставшего напряжения, начала трескаться, и в итоге... — сыщик показал на кучу красноватой пыли в центре зала суда. — Тебя интересует, как я догадался? спросил Ницан. — Ты бы тоже догадался, если бы внимательнее слушал их показания. Вполне правдоподобные. Но все дело в том, что их давал один и тот же лжесвидетель, — кивком головы Ницан указал на человека в одежде купца. Он изо всех сил пытался вывернуться из рук охранников-големов, но жезл судьи Габриэля парализовал его движения. — Он говорил все, что считал необходимым, а затем мысленно управлял словами голема. Ведь сам голем не в состоянии отвечать на вопросы. Это всего лишь кукла, бездушная и безмозглая... В итоге показания оказались несколько неестественными слишком все похоже. Только то, что в показаниях Балака было левым, в показаниях голема стало правым. Я обратил на это внимание, а потом...
— То есть, вы хотите сказать, что постоянно таскаете в кармане зеркальце с девеком? — недоверчиво сощурившись, спросил судья Габриэль.
— Ну да, — не моргнув глазом ответил Ницан. — Иной раз друзей разыгрываю, и вообще...
Лугальбанда еще раз посмотрел на глиняные останки, покачал головой.
— Кто же все это сделал? — спросил он. — Кто в действительности убил преподобного Сивана?
Ницан повернулся к Балаку, неподвижно стоявшему в углу и внимательно слушавшему разговор.
— Протестую! — немедленно заявил лже-купец. Голос у него был сдавленный — результат парализующего воздействия магического судейского жезла. Все же Балак ухитрился презрительно скривить губы и заявить: — Все, что вы можете мне предъявить — это обвинение в лжесвидетельстве. Да, я изготовил голема для того, чтобы подкрепить обвинение против этого человека, — он взглядом указал на сыщика. — Потому что у меня есть личные причины его ненавидеть.
— И что же это за причины? — поинтересовался судья Габриэль.
— Ревность! — выкрикнул купец.
Судья повернулся к Ницану, на мгновение онемевшему от такого заявления.
— Что скажете? — спросил он с сомнением.
Детектив пренебрежительно махнул рукой.
— Да чушь все это, — сказал он, почти таким же сдавленным голосом, что и Балак. Откашлялся и продолжил громче. — Я сказал, что подозрения относительно свидетелей вызвало сходство их показаний. Но именно подозрения, а не уверенность. Уверился же я окончательно вот почему, Ницан взял в руки орудие убийства и протянул его судье. — Обратите внимание, ваша честь: к рукоятке прилип кусочек глины. Но на месте преступления нет никакой глины. Там заасфальтированная площадка, поэтому кинжал никак не мог выпачкаться в глине при падении или еще как-нибудь. Если мы сейчас проведем экспресс-анализ этой глины и останков голема, то убедимся, что они идентичны. Так что преподобного Сивана убил голем, и именно этот голем, созданный Балаком. Потому судейский жезл мага-эксперта и показал, что никто не прикасался к кинжалу. Кроме меня. Никто — то есть, ни один человек. Но ведь голем не человек, он не оставил памяти в рукоятке кинжала... А истинным убийцей младшего жреца был, разумеется, тот, кто создал это глиняное чучело и управлял им. Затем его же использовали в качестве лжесвидетеля, — Ницан осторожно положил кинжал на стол с вещественными доказательствами. — Маленький кусочек глины, — повторил он.
Судья Габриэль вновь повернулся к Балаку. Тот отвернулся — на сколько позволяла невидимая сетка. Судья перевел взгляд на груду сухой красной глины посередине зала судебных заседаний.
— Да... — деревянным голосом сказал он. — Удивительно... Впрочем, должен вам сказать, что случай использования искусственного существа в качестве орудия убийства...
— Ваша честь, — бесцеремонно перебил его Ницан. — Неужели вы не хотите услышать, что произошло в действительности в доме престарелых храмового комплекса Анат-Яху? Кто организовал эти преступления, каким образом они совершались?
— Разумеется, разумеется, — спохватился судья, а маг-эксперт энергичным кивком подтвердил его слова. Обвинитель Омри Шамаш промолчал. Он тяжело переживал триумф бывшего сокурсника и собственное фиаско. Теперь в нем боролись два чувства — естественное любопытство и стремление поскорее улизнуть из здания суда. Правда, на последнее он не решался без ведома собственного начальства — в данном случае, судьи Габриэля.
— Почему бы нам не продолжить заседание? — предложил Ницан. Во-первых, мне в любом случае необходимо присутствие в зале представителей храма Анат-Яху. Во-вторых, ведь здесь, если я не ошибаюсь, шло рассмотрение дела об убийстве младшего жреца Сивана — так давайте его продолжим. Обвиняемый, — тут он указал на Балака, — может занять полагающееся ему место, зрители и свидетели — вернуться на свои места. С вашего позволения, ваша честь, я займу трибуну обвинителя, а мой старый друг Омри Шамаш будет мне оппонировать, — сыщик улыбнулся мрачному Шамашу и добавил: — Если, конечно, захочет.
Судья Габриэль в некотором замешательстве заметил:
— Не знаю, как это будет выглядеть с точки зрения инструкции. Судебное заседание без подготовки... Как-то это... — он развел руками. — Может быть, есть смысл провести дополнительное расследование?
