кучера, чтобы он помог тебе бежать. Полное отсутствие благодарности, – сказал он сурово, с неодобрением покачав головой. – В следующий раз я буду вынужден действовать жестче.
Она оглядела террасу, впервые обратив внимание на тонкие прямоугольные предметы, завернутые в бумагу и перевязанные бечевкой, – без сомнения, холсты. Тревожное восклицание сорвалось с ее губ, когда она заметила, в каком беспорядке они свалены.
Тут она вспомнила, как он сказал, что за великодушие надо платить.
– Я не могу это принять. Не стану совершать безнравственные поступки ради того, чтобы иметь несколько карандашей.
– Несколько карандашей! – воскликнул он насмешливо. – Прошу прощения, мадемуазель, но здесь гораздо больше, чем несколько карандашей.
Он направился к одной из коробок и развязал бечевку. Открыв коробку, он отнес ее к Элине и показал, что она полна горшочков с красками самых разных цветов.
– В других коробках еще много всего, – сказал он. – Уголь, кисти, альбомы для эскизов… все, чего только может пожелать душа маленькой художницы.
Он наблюдал, как она осматривает террасу с лицом, пылающим от удивления, смешанного с восхищением оттого, что получила в свое распоряжение такое сокровище. Она открыла следующую коробку, которую он держал перед ней одной рукой, и обнаружила, что в ней лежит палитра, совсем новая, еще не тронутая. Элина потянулась, чтобы достать ее, но Рене свободной рукой обхватил ее талию.
– Сначала ты должна согласиться на мое предложение. Она резко подняла голову, вспомнив, что художественные принадлежности имеют цену.
Это подкуп, напомнила она себе, способ заставить ее исполнять его желания.
– Это не то, что ты думаешь, – продолжал он, почувствовав, как она напряглась. – Речь не идет о каких-то непристойностях, которые тебе ненавистны. Если у тебя и в самом деле есть хоть какие-то способности к живописи, я хочу, чтобы ты написала портрет. И это все.
Конечно же, он шутит, подумала Элина. Без сомнения, она нарисует портрет! Если бы он дал ей все необходимое, она нарисовала бы самого дьявола, только бы доказать, что она и в самом деле Ванье.
– К-кого я должна нарисовать?
– Меня.
Она не смогла бы удивиться больше, если бы он предложил ей нарисовать мэра Нового Орлеана.
– Почему ты хочешь, чтобы я нарисовала твой портрет? Ты не знаешь моих способностей. Ты даже не поверил, что я умею рисовать. Что это еще за новые фокусы?
Он осторожно поставил коробку, в которой лежала палитра, на пол.
– Никаких фокусов, – сказала он. – Моя сестра давно просит меня подарить ей мой портрет. Если портрет, который ты напишешь, будет достаточно хорош, я отдам его ей. Если же окажется, что он никуда не годится, потребую другую компенсацию.
По ряду причин это заявление вызвало у нее тревогу, в особенности потому, что он стоял так близко от нее, что она не могла пошевелиться, чтобы не коснуться его. В задумчивости она покусывала губу. Казалось, его глаза сосредоточились на этом безобидном жесте, и она отступила назад, отодвигаясь от него так, что чуть не свалилась на коробку.
– Какую… какую еще другую компенсацию?
– Давай просто скажем, что это даст нам возможность получше узнать друг друга. Скоро я часами должен буду сидеть перед тобой. Возможно, когда ты познакомишься со мной поближе, то поймешь, что я не мог убить твоего брата. Постоянно видя меня, ты, может быть, смягчишься, милые глазки.
Произнесенное им прозвище помогло ей взять себя в руки.
– Ты невыносим, – ответила она надменно. – Я всегда буду видеть в тебе только чудовище.
– И много ты знаешь чудовищ, которые купили бы тебе такие восхитительные игрушки? – спросил он смеясь. – Расслабься, дорогая, и прими мое предложение. Если действительно умеешь рисовать.
– Умею, – заверила она его.
Элина окинула взглядом разбросанные вокруг коробки. Она нарисует папу и докажет Рене, что не лжет! Все остальное не имеет значения. Можно нарисовать и Бонанжа. Почему бы и нет? Она придаст ему вид убийцы и собьет с него спесь.
– Я буду счастлива написать твой портрет, – заявила она. – Но мне необходимо время, чтобы работать еще и над другими произведениями.
– Неужели?
– Да. Это не займет много времени, всего день или два. Но если ты не хочешь дать мне время…
Его сдавленный гортанный смех заставил ее удивленно взглянуть на него. Неужели он догадался, что она собирается сделать?
– Всегда торгуешься, не так ли? – Он подошел ближе, и она судорожно вцепилась пальцами в складки своего платья. – Что ты так нервничаешь? Моя близость так беспокоит тебя?
Он неожиданно схватил ее руку и оттянул поношенную перчатку, обнажая ладонь. Когда он прижался губами к чувствительному месту на внутренней стороне запястья, сердце ее учащенно забилось.
– Вижу, что беспокоит. Хорошо. – Глядя ей прямо в глаза, он медленно стянул перчатку с ее руки.
У нее не было сил остановить его, когда он быстро поднес ее руку к губам.
– Ты можешь потратить день или два, чтобы закончить свои дела, милые глазки. Мне будет только приятно, что ты занимаешься делом, вместо того чтобы устраивать беспорядок в моем столе и подкупать
