– Запиши на свой счет еще од...
Тут рейдер легонько тряхнуло. Пряхина с досадой выкрикнула неведомо кому, в пространство:
– Размочили нас, гады!
Тряхнуло чуть сильнее. Сомов запросил карту повреждений. Так. 8-й ракетной установке каюк. Так. Грузовой ангар... Так. Это мелочь... мелочь... это тоже мелочь... «Призовой» трюм... по своим, значит, засадили. Ему даже думать не хотелось, какой сейчас там салат из пленных аравийцев. Все оптом – не его зона ответственности, Яковлев пускай займется. А вот здесь... его, сомовское. Рубка дальней связи и первый артиллерийский погреб. Очень нехорошо.
Для начала он отправил двух ближайших к точке попадания механических «болванов» на ремонт внешнего слоя – обшивку вскрыло как раз в районе артпогреба. Спасибо тебе, Господи, что весь корабль не превратился в пыль... Потом вызвал связистов:
– Ребята, вы живы? Эй, ребята?
«Верная хана. На экране от них одно месиво осталось. Причем, месиво в безвоздушном пространстве». И все-таки повторил вопрос:
– Ребята, вы как там, живы?
– Оператор связи старшина второй статьи Шленьский слушает, – с легким польским акцентом ответили ему.
– Это капитан-лейтенант Сомов. Старшина, доложите обстановку в рубке, велики ли повреждения? Убитые, раненые... У вас там должна быть зона полной разгерметизации, по моим приборам вы все – трупы. Я что, слышу голос с того света?
– Но какая обстановка, господин капитан-лейтенант... Все в пожонтку... в порядке. Все работает. Убитых не мамы. Вот, старший связист, капитан-лейтенант Рыбаченок ударился, б
– Военврача Иванова вызовите, старшина. И посмотрите датчики повреждений. Знаете, где они?
– Так точно.
Связист переключился на медика, потом встал на карачки и отыскал внизу сдвоенный датчик повреждений. Поднимается, лицо белое-белое, с яичной скорлупой рядом подержать – не отличишь по цвету.
– Но выходит, я юж змар... Уже мертвый...
– Отставить, старшина. Так бывает, когда эти тупые электрожелезяки как следует встряхнет. Еще раз спрашиваю: все нормально? Ремонт не требуется?
Связист пошарил глазами.
– Но нет, господин капитан-лейтенант. Ниц. Нич
– Отлично. Конец связи.
Стало быть, у него теперь только одна проблема – погреб.
Тем временем артвзвод Лопеса с азартом продолжал выполнять свою задачу...
Сомов вызвал двух преждеотправленных «болванов»: оба давно должны были добраться до месте. Но ни один не вышел на связь. На всякий случай старший корабельный инженер отправил за ними третьего, да и сам решил последовать за ним, как только эскапада с «буйными» окончательно себя исчерпает. Так и произошло минут через пять. Лопес откинулся в кресле и сказал Сомову на чистом русском языке:
– Посмотри. Я необыкновенно глубоко удовлетворен...
На экране у Виктора все тот же чужак присутствовал теперь в виде двух самостоятельных фрагментов. То есть совершенно самостоятельных. Вся носовая часть вместе с центральным постом и первым арткомплексом отделилась от корпуса корабля. Двигатель продолжал исправно работать, и больший, кормовой обломок по прихотливой кривой уносился прочь от меньшего, оставляя за собой шлейф из высыпающейся корабельной мелочи всякого сорта.
Теперь это был корабль мертвецов. Впрочем, возможно, не все отсеки разгерметизировались, и шлюп с Прометея еще снимет тех, кто остался в живых. Конечно, если они там есть...
– Нам повезло, – откликнулся Виктор. И никто не стал его поправлять, мол, с такими комендорами кому хочешь пойдет фарт... Потому что сегодня им всем и впрямь очень повезло. Бог уберег. Было бы верхом самонадеянности переть против очевидного.
Старший комендор:
– Я даже не знаю, кто
– Лучше меня... Вас всех можно поздравить, ребята. Я имею в виду, всю братию пушкарей. А сейчас я своим делом займусь.
– Что, большая дыра, Витя? – потягиваясь, осведомилась Пряхина.
– Средняя. И самую малость похожа на черную – два ремонтных робота в ней уже сгинуло...
Он сделал запрос «болвану», и тот доложил: в зону разгерметизации попал артпогреб, марши с 40-го по 43-й включительно и малый грузовой ангар.
– Определить местонахождение ремонтных автоматов модель БоЛ-38К, бортовые номера 4, запятая, 7. Обратная связь.
– Ремонтный автомат модель БоЛ-38К, бортовой номер 4, не обнаружен. Ремонтный автомат модель Бол-38К, бортовой номер 7, демонтирован, восстановлению не полежит.
«Вот те на... Что за чертовщина!»
– Обеспечить герметичность во всей зоне разгерметизации. Запятая. Контроль задания. Обратная связь.
– Контроль задания: обеспечить герметичность во всей зоне разгерметизации.
– Приступить. Обратная связь.
– Ремонтный автомат бортовой номер 5 задание принял. К исполнению приступил.
Сомов облачился в скафандр и отправился к «черной дыре».
В уставах боевых флотов русского мира по разному толковался один жизненно важный момент – следует ли одевать скафандры после сигнала боевой тревоги? На флоте Российской империи этот вопрос получил однозначно утвердительный ответ. «Но ведь неудобно же, да и время теряется, а дело, быть может, вот-вот дойдет до боя на ближней дистанции!» – сердились скептики. «На бабе тоже неудобно, – отвечали адмиралы, – а кто времени пожалеет, жизнью соответственно расплатится». Венерианские анархисты отвечали сугубо отрицательно. Лучше, мол, свободному человеку сдохнуть, чем попусту париться. Флотские люди Русской Европы и Терры-2 нашли компромисс. По сигналу «боевая тревога» все несутся на свои места, скафандры ничуть не тревожа. Зато по особому сигналу «боевая тревога с предупреждением» экипаж должен дружно сдать норматив на одевание. Дважды за рейд на «Бентесинко ди Майо» подавали сигнал «боевой тревоги» безо всяких предупреждений. Вяликов искал эффективности. Если бы от вражеского попадания разгерметизировался какой-нибудь отсек, автоматика моментально задраила бы наглухо все отверстия, соединяющие его с соседними помещениями. Те, кто остался внутри, – не жильцы...
Слава Богу, на этот раз никто не попал в зону разгерметизации, образовавшуюся от поражения противокарабельной ракетой. Каждый коридор, или марш, как его называли на флоте, оканчивается маленьким шлюзом. Две створки встречаются посередине и наглухо закрывают марш. За ними – вторая пара створок, и они также обеспечиваюи герметичную защиту. Между теми и другими – пространство, на котором могли уместиться как минимум четыре человека. Если они, конечно, разом сделают глубокий выдох... А если очень глубокий, то поместится еще и пятый. Маленький такой пятый. Пары створок никогда не открываются одновременно. Если отсек разгерметизирован, давление падает, воздух улетучивается в открытый космос, то воротца смыкаются автоматически, отрезая людей от жизни. У тех остается несколько секунд – запрыгнуть во внутреннее пространство. Чуть погодя вторая пара створок выпустит их в неповрежденные отсеки, – но не раньше, чем первая пара закроется до конца. В таких случаях надо крайне быстро соображать и еще того быстрее действовать. Если в отсеке не четыре человека, и не пять человек, а больше, всем им придется сыграть в опасную игру. У створок такая сила сжатия, что они способны расплющить даже кусок железа... они сойдутся обязательно. Говорят, случилась подобная авария на рейдере «Ориноко», и во внутреннем