– Что – да? Ты согласен?
– Уймись, пентюх! Голова садовая! Она же играет с тобой! Ей приятно будет, когда два мужика из-за нее друг другу репы разобьют... А потом все равно тебе ни черта не обломится, неужели не понимаешь? И была бы любовь, так я бы понял, Хосе. Я бы понял! А тут одно тупое издевательство.
– Машечка обещала, что будет принадлежать победителю...
– Дурак. Нет, не согласен я.
– Послушай, Витя! Мы не можем без арбитра. Иначе это будет не дуэль, а простое... эээ...
– Мордобитие?
– Точ-чно!
– Да оно и так...
– Мужчина ты, или нет?
– Мужчина-мужчина. Потому и на дурь меня своротить непросто. А ты, взрослый человек, годов сколько, а ума не нажил...
– Оставь свои поучения для кого-нибудь другого. Поможешь?
– Нет.
– Тогда иди к черту.
– Эй! Дурень! Черт нерусский! Хосе! Да постой ты.
– Что? Мне надо уладить это дело, Виктор. Не можешь... ассистировать? ассистировать, да... то отцепись.
– Послушай. Ведь вы с Семенченко – боевые офицеры. Я не говорю уже, что о другом вам надо думать... а... грязь какая-то выходит.
Тогда Лопес вцепился Сомому в рукав и как-то нелепо, по-мальчишески дернул.
– Ты мне этого не говори! – а потом заглянул Виктору в глаза, как смотрит на хозяина давно не кормленая псина, и тоном ниже добавил, – Я же понимаю. Но переломить себя не могу. Мог бы – переломил бы давно. Витя! С тобой, или без тебя, а все равно это неизбежно. Я правильно сказал?
– Да.
– Да – в смысле правильно?
– Да – в смысле получите вы, бараны, арбитра. Будет калечить тебя этот амбал, так вытащу хотя бы...
– О нет! Мадонна! Обещай мне, что не полезешь! Дело чести, амиго.
– А ты не слишком до хрена просишь за один раз? Смотри, морда треснет и по швам пойдет...
Место выбрала Машенька. Шлюзовая камера на батарейной палубе. Здесь есть, где развернуться, а посторонние заглядывают сюда нечасто. У Сомова четыре мысли боролись на первенстве «Мисс Главная Неприятность». Во-первых, это его «отдыхающая» смена, и тик-так работает не в пользу здорового сна. Конец рейда. Спать хочется до того, что посреди боевого дежурства по визирам, табло и пультам управления начинает скакать какая-то шальная анимация... «Мультики» – верный признак: ты сточился, вроде ластика по наждаку, и вот-вот проворонишь нечто действительно важное. Во-вторых, формально рейд еще на завершился, хотя «Бентесинко ди майо» и болтается на орбите Фебы, а это территория анархических союзников с Русской Венеры. Вот когда они доберутся до собственной базы, и командор Вяликов отдаст приказ, тогда и рейду конец... Так что в настоящий момент вся их клятая дуэль состоится как бы в боевых условиях. Статья на утяжеление, так сказать... В-третьих, его другу, хотя и редкому кретину, Хосе Лопесу, сейчас штурмовик Семенченко, здоровый, как броненосный крейсер, свинтит башку. В- четвертых, над всей затеей витает ощущение глубокой неправильности...
Семенченко и Пряхина уже ждали их. И почудилось Сомову, будто Машенька едва-едва успела остановить свое движение в сторону от мужчины. Не то, что бы она дернулась, увеличивая расстояние между собой и ним, но качнулась – уж точно. Хосе, чуткий, как все влюбленные до безумия, вздрогнул. Или все-таки почудилось?
– Отлично, Хосе. Ты молодец, сумел раздобыть арбитра.
Лопес искательно улыбнулся Машеньке:
– Поверь, это было непросто.
– И ты поверь, все твои подвиги не забыты. У меня для них есть специальная копилка...
У штурмовика дрогнули губы. Сердится? Нет. Что-то другое.
Тут Пряхина подошла поближе:
– Витя, распоряжайся. Мы тут разработали определенные правила. Поражение засчитывается тому, кто сам сдастся, то есть постучит рукой, как в единоборствах принято, или совершит запрещенное действие, или потеряет сознание. Ну и, конечно, ты имеешь право засчитать поражение, если увидишь, что кто-то из них двоих уже не может разумно защищаться. Никому из нас не нужно тупое кровопролитие. Ты ведь сам видишь: состоится нечто рыцарское...
Сомов разглядел странную гримаску на Машенькином лице. «А ведь пожалуй, она изо всех сил сдерживает радость. Вот чертовка!» Шальные бесенята бегали в глазах у Пряхиной. Здесь-то старший корабельный инженер и разобрал суть дела. Обезумевший идиот Хосе думает, что главная роль принадлежит сегодня ему, ведь «режиссерша» даровала Лопесу амплуа рыцаря, чего ж искать выше? Мичман Семенченко полагает иначе. Он-то не сомневается в исходе нынешнего дела и, скорее всего, уверен: «У нас с Машкой все как надо сговорено. Плешивому так и так не обломится. Так кто здесь главный?». Но автор сегодняшней постановки рассчитала по-своему. И центральным персонажем, как ни странно, оказался он, Сомов. Именно ему предназначено стать свидетелем триумфа женской власти над мужской простотой. И не нужен Пряхиной ни Хосе, ни штурмовик, ни, по большому счету, он сам, Сомов. Но право повелевать ими ее интересует... Когда-то капитан-лейтенант не покорился бабским чарам Машеньки, так н
Тем временем Пряхина продолжала:
–...нельзя бить головой, нельзя выламывать пальцы, нельзя наносить удар ногой в лицо... эге... дружок, я так поняла, ты меня и не слушаешь вовсе? Тогда зачем пришел? А? Дружок?
– Командуй тут сама. Я посижу.
И он отошел в сторонку. На Машенькином лице отразилась борьба: с одной стороны, клиент не потерян окончательно, с другой, – не желает работать по полной программе... Что теперь? Удовлетвориться малым или добиваться большего?
– Хорошо. Но победителя объявишь ты.
И она отвернулась, стараясь не дать Сомову даже тень шанса оставить последнее слово за собой. Он, впрочем, и не искал такой возможности. Вернее, не нуждался в ней.
– Разденьтесь до пояса!
Мужчины выполнили ее команду. Мышцы штурмовика выглядели куда внушительнее мослов комендора. И еще был у молодой кожи Семенченко особый шелковистый блеск, какой появляется только в одном случае: если человек в течение нескольких лет каждый день подвергает свое тело тренировкам.
– Сходитесь!
Первым ударил Хосе. И еще. И еще разок. Два раза его кулак скользнул по плечу штурмовика. Третий удар пришелся в грудь. Кажется, Семенченко не обратил на него внимания. Более того, Сомов был уверен: он специально подставился под кулаки Лопеса. Возможно, приучал себя к тому, что боли опасаться нет резона. А может, делал противнику щедрый подарок. Когда тот, избитый, будет постанывать от пережитых мытарств и ощупывать сокрушенные ребра, останется у него доброе воспоминание, мол, все-таки дотянулся и вдарил, как мужик, не потерял лица.
«Жалеет, значит...»
Потом Семенченко ответил. Коротко и быстро. Дважды плоть Хосе ответила каким-то смачным глоканьем на удар. Комендор отшатнулся, но сейчас же ринулся вперед. Впрочем, этот его порыв пропал даром. Лопес не успел добраться до врага, штурмовик скрутил его немыслимо быстро выполненным замком. Теперь комендор мог только пошлепывать Семенченко по боку свободной левой рукой, в то время как правая рука и шея оказались в безнадежном капкане. Противник взял его на удушение, и конец дуэли стал
