Убить миротворца

делом одной минуты или даже нескольких десятков секунд. Штурмовик повернул голову и улыбнулся Машеньке. Мол, видишь, я же говорил...

Это архитектурное излишество его и подвело. Хосе отчаянно извернулся и вмазал коленом в солнечное сплетение штурмовику.

Он не мог придумать ничего хуже. Семенченко, как видно, на протяжении всей потасовки удерживал свои боевые рефлексы. Опасался зашибить всерьез. Тут они сработали сами собой, на мгновение выйдя из под контроля. Серия ударов, пришедшаяся на голову бедного комендора, оказалась столь сильной, что его оторвало от пола и пронесло через всю камеру к дальней переборке. Оказывается, мордобой в условиях слабенькой силы тяжести бесстыдно смешон... Стукнувшись, Хосе полетел обратно и лишь на полдороги магнитные полусапоги опять притянули его к полу. Он приземлился очень неудачно. Нога подвернулась, комендор потерял равновесие и упал.

Сомов поднялся, желая прекратить избиение младенцев. То есть младенеца. Однако Лопес в тот же миг зашевелился, отрывая от пола окровавленное лицо и наперекор ему крикнул:

– Не лезь, Витя! Мадонна, черт, не лезь!

Комендор встал и молча пошел на Семенченко, роняя красные брызги. Рыцарь? Да нет, просто человек, зло отравленный любовью. Штурмовик, порядком разозленный, медленно двинулся ему навстречу, каменея лицом. Сомов соображал, что лучше: встрять в драку и остановить сумасшедших, или просто засчитать Хосе поражение. Цел его друг останется, но другом, наверное, больше не будет... Надо решаться.

– Прекратить!

У входа в шлюзовую камеру стояла Торрес, образцовый старший помощник «Бентесинко ди Майо». Высокая, стройная, холодная, как забортный вакуум.

– Немедленно прекратить!

Две женщины взглянули друг на друга, так что искры посыпались. Пряхина:

– Опять ты, ледышка! Куда лезешь!

– Держите себя в руках, госпожа лейтенант. Вы не смеете повышать голос при старших по званию.

– Оставь это дело и уходи. Всем будет лучше! Побудь человеком разок, попробуй на вкус, как это: быть нормальным человеком...

Торрес отвела взгляд от Машеньки, та ее больше не интересовала. Поморщилась, оценив разбитую губу и отекающее веко у Лопеса. Потом, не теряя хладнокровия, задала вопрос мужчинам:

– Из-за чего вы затеяли драку?

Но Машенька не желала так просто отстраняться от разбирательства. В очередную реплику она вложила максимум чувства собственного превосходста:

– А такое слово как дуэль, вам знакомо, госпожа капитан?

Торрес не ответила ей ни слова. Помолчала, собираясь с мыслями. Перевела взгляд на Сомова.

– Этих петухов я понимаю. Ну а ты-то, Виктор, какого черта... Секундант? Рефери?

Сомов не счел возможным солгать. Он просто кивнул головой.

– Та-ак...

* * *

– ...Господа офицеры, мне доложили о вашей драке в шлюзовой камере. Надеюсь, вы все понимаете, что должны понести достойное наказание.

Командор Вяликов говорил, повернувшись к ним спиной. Его речь лилась спокойно, ничуть не подтверждая слухов о гневливом характере капитана. Виктор прикинул, чем одарил бы он сам подчиненных за этакую потасовку. Ну, Машеньке – ничего, к дамам полагается проявлять снисходительность. На худой конец, выговор. Лопесу и Семенченко в мирное время грозил бы трибунал. Но сейчас, когда специалистов их профиля днем с огнем не сыскать, и военные педагоги до головной боли выясняют вопрос, как бы сделать очередной выпуск еще более ускоренным... в лучшем случае – гауптвахта, в худшем, наверное, понижение в должности. Ну, в крайнем случае, в звании. Ха! Машенька может получить от этой дуэли неожиданный дивиденд: кто, как не она, займет место Хосе в комендорской? Капитан- лейтенанту Сомову, свидетелю и почти что участнику, причитается долгое внеочередное дежурство по кораблю. В воспитательных целях...

– Очевидно, вы надеетесь на боевое братство, а также, прости Господи, на то, что в нынешней обстановке трудно найти вам достойную замену. Не стану скрывать, вы правы. Мне будет трудно найти вам замену.

Вяликов повернулся.

Виктор еще не успел до конца осознать смысл последней фразы командора. Но он глянул в черные от бешенства глаза Вяликова... Нет, гауптвахтой дело не обойдется. И даже не в этом дело. Именно сейчас Сомов понял: само участие в дуэли было недостойным делом. Он переступил какую-то невидимую, но очень важную черту.

– Для меня не важно, кто из вас был зачинщиком. Слушайте мой приказ: оба – под арест до конца рейда. Потом скинете по ромбу с погонов. И считайте себя списанными с моего корабля. Вам ясно?

– Так точно.

– Так точно.

– А теперь вон отсюда. Штатное оружие сдать старпому. В кают-компании появляться запрещаю.

Когда Лопес и Семенченко вышли из капитанской каюты, Машенько было попыталась возмутиться:

– Господин командор! Они не виновны. Это я...

– Совершенно верно. Это вы.

– Их честь не должна быть заде...

– Ма-алчать!

Пряхина густо покраснела и взглянула на Вяликова с дерзостью. Мол, да, ты тут старший, но правда все-таки за мной.

– Это действительно вы, и у меня к вам, госпожа лейтенант, всего один вопрос. Вы способны сделать так, чтобы из-за вас больше не дрались офицеры флота?

– Им решать: устав или... Разве должна женщина такие вещи объяснять мужчине?

– Достаточно. Вы списаны с корабля.

Пряхина поперхнулась. Ее переполняла ярость.

– Вы не можете! Как вам не стыдно!

– Более того, вы никогда не будете служить не рейдерах. В том числе, на рейдерах Терры, Русской Венеры и Российской империи. Поверьте, я позабочусь об этом.

– Я полагала, хотя бы на флоте остались настоящие мужики.

– Сверх того, вам будет сложно продолжать карьеру флотского офицера. Кроме служб, располагающихся на поверхности. Там – пожалуйста. Соответствующая пометка будет занесена вам в служебную карту.

– Я!

–...А для начала, лейтенант Пряхина, объявляю вам выговор. Кру-гом...

Машенька выскочила, едва удерживая злые слезы.

– С вами разговор особый, Виктор Максимович. Признаюсь, я долго колебался, отыскивая правильное решение относительно вас.

Вяликов вытер платком вспотевший лоб. Нужно было очень сильно стараться, чтобы не вылететь с флота при его грузном телосложении, и даже сделать карьеру. На корабли набирают, как правило, маленьких и очень маленьких людей. Даже боевики в абордажных командах – не выше 175 сантиметров, не тяжелее 76 килограммов. Ежегодно с флота отбраковывают множество офицеров и матросов со скрытыми формами клаустрофобии, которые приобретают непозволительную остроту... Тем более рейдер: скопление угнетающе тесных мест. Командор перешибает метр восемьдесят росточком и центнер весом. Уникум. По флотилии ходит шуточка, будто бы Вяликова можно доставить на корабль только одним способом: вырезать лист обшивки, втащить командира через это отверстие, а потом заварить внештатные «ворота» до поры... То есть, пока не потребуется его выгружать.

Спрятав платочек, Вяликов продолжил:

– Полагаю, существует не так уж много людей, рожденных для флота. Фактически, все это – абсолютно