Даже базальтово.
– Только интеллектуальные сливки способны полноценно отправлять обязанности менеджмента. В любой сфере. И такова на самом деле наша реальность. Правят умнейшие, достойнейшие, везде и неизменно поддерживая друг друга. Везде и неизменно очищая общество от попыток шумной серости взять власть в свои руки. Именно мы формулируем «волю большинства», именно мы побеждаем в «свободной борьбе». В ста случаях из ста. Наша власть – великая тайна. «Братство», как ты понимаешь, не афиширует ее. Народное недовольство ни к чему. Даже нам. Хотя имеются средства пресечь
– Я вас знаю всего пятнадцать минут. И вот вы задаете вопрос...
– Мы делаем предложение один-единственный раз. Мы гарантируем тебе достойный образ жизни при любых обстоятельствах, жилье, работу, шанс на приличную карьеру. Подумай, сынок, начинать жизнь с такой форой – не шутка.
Мысли путались у него в голове. Он и хотел бы собраться, обдумать свои действия, взвесить все за и против, но Падма смотрел на него в упор, неотрывно, и, казалось, видел всю дикую неразбериху в сомовском мозгу. Оттого-то он никак не мог привести свою логику в порядок...
– Мне... надо подумать.
– Разумеется, Дмитрий. У тебя есть время. Целых пять минут.
– Что?!
– Четыре пятьдесят пять.
– Да что же это такое!
– Четыре пятьдесят.
– Остановите счет и ответьте на вопрос: а что потребуется от меня? Падма, я уже давным-давно не маленький! Что вам надо взамен?
– Остановимся на четырех сорока. Мистер Не-Маленький, весьма разумно с твоей стороны осведомиться об оплате. Во-первых, сохранение полной тайны. Во-вторых, абсолютное подчинение старшим братьям. На деле все очень просто. Тебе будет присвоен личный код. Когда некто посетит тебя, назовет код и потребует выполнить определенную работу или отказаться от определенной работы, ты обязан будешь повиноваться.
– А если вы... ну... вроде отца отравить? Или... ну... кучу наложить посреди класса?
Падма поморщился.
– Я был более высокого мнения о твоих умственных способностях. Не позволяй мне разочароваться, парень. Речь идет о судьбах мира. А ты – кучу посреди класса... Тебе самому-то собственные слова не кажутся нелепицей?
Однако Сомов нашел в себе силы выдавить:
– А все-таки?
– Эх, сынок... Разве наш мир жесток? Разве он нелеп? Осмотрись кругом: во всем увидишь логику, осмысленность, равновесие... Агрессии, предрассудков, безответственности с каждым годом становится все меньше, а комфорта все больше... Как ты думаешь, может ли зло сотворить такое?
Ему было двенадцать лет, и на месте самого страшного горя в жизни красовалась поломка игрушечного монорельса... какая вещь! Второе место занимала проигранная драка в школе, а третье – неизлечимая тошнота от искусственной свеклы с селедкой и пышного омлета. Мир вокруг и впрямь казался почти идеальным, мир звал к возвышению, мир манил славой...
– Я согласен.
– Отлично. Иного я и не ожидал. Но нам, прости, придется подстраховаться.
– Что, как в боевиках: «Жизнью ответишь за предательство»...
– Мы прежде всего гуманисты, и твоя жизнь нам не нужна. У тебя над переносицей вмонтирован микрочип...
– С рождения... Ну и что? У всех стоит.
– Почти с рождения. В старину был варварский обычай крестить младенцев, макая их в ледяную воду, – якобы для закаливания. Теперь макание запрещено, однако чипизация отчасти заменяет эту дикость. Впрочем, мы отвлеклись. Еще один микрочип я сейчас введу тебе вот сюда, в ладонь, у основания безымянного пальца... Вот так. Молодец.
Движение Падмы было нечеловечески быстрым. Как у всякого профессионала с порядочным стажем, наверное. Сомов почувствовал ужас и отдернул руку постфактум, с бо-ольшим опозданием...
– Испугался? Не бойся. Мы не обманем тебя.
...Он молчал, уставившись на собственную ладонь, словно она превратилась в чудовище.
– Да перестань же ты. Тебе ничего не грозит. Просто мы обоюдно выполняем условия нашего маленького договора.
– А если...?
– Если ты проболтаешься хоть кому-то, и «Братству» это станет известно, а так всегда и бывает, заметим в скобках, или если ты не подчинишься воле организации, мы вынуждены будем принять меры. На твой новоприобретенный чип поступит сигнал. Там он будет промодулирован и переадресован в местечко над переносицей. Несколько мгновений будет больно. И ты ничего не будешь понимать. Потом ты вспомнишь: я, мол, двенадцатилетний мальчик Дима, которого почему-то засунули в чужое тело с бородой, а потом еще и переместили неведомо куда.
– Сотрете память?
– Нам бы очень не хотелось этого делать. Так сказать, довод на крайний случай. Разумные люди быстро приживаются в «Братстве» и не сожалеют о такой-то малости. Поверь мне, сынок. Преуспеяние многое искупает. Фактически все.
– М-м-м... болит... рука.
– Не беспокойся. Побочный эффект. Поболит до вечера или, возможно, чуть дольше, а потом перестанет. Ерунда.
Плоть от кончиков пальцев и до ключицы ныла так, что по щекам Сомова сами собой побежали слезы.
– Ладно, сынок, давай прощаться. Не думай о плохом, мысли позитивно. Полагаю, ты еще не раз поблагодаришь меня. Все, парень, у меня на сегодня еще три юных гения...
– Падма! Падма! Еще один вопрос можно?
– Можно, парень. Тебе сегодня многое можно.
– Если б я отказался? Вы... все равно... этот чип...
– Во-первых, это противоречит этике нашей организации. Мы предпочитаем договорные отношения, взаимное доверие и взаимную выгоду. Во-вторых, это противоречит здравому смыслу. Не так-то легко что- нибудь сделать с ребенком против воли его родителей...
«Куратор» Падма являлся к нему еще трижды – в восемнадцать лет, в двадцать четыре года и в день тридцатилетия. Он ничуть не изменялся. Заметив удивление Сомова, Падма как-то сказал: «На определенном уровне возраст перестает иметь значение». Состоялся маленький, но памятный диалог:
– А далеко ли мне до этого уровня?
– Боюсь, пока что не близко. Но в нашем мире нет ничего невозможного.
В восемнадцать (Сомов только что окончил тринадцатилетку) Падма обеспечил ему место в Лефортовском колледже связи и транспорта имени Эдисона. Объяснил, какой образ действий избрать и на чем сосредоточить усилия, чтобы преуспеть. В двадцать четыре дал ему работу в корпорации «Восточноевропейский монорельс». Невиданно легко пришло Сомову его место на службе: не понадобилось ни конкурса, ни даже собеседования. Менеджер по кадрам молча принял у него заполненные формы и так же молча пожал ему руку. Мол, вы приняты, молодой человек. Кое-кому, как выяснилось позднее, должность линейного инспектора удалось добыть только к сорока пяти годам ценой необыкновенного усердия... В тридцать Падма впервые потребовал кое-какой оплаты. Впрочем, ничего серьезного. Ему требовалось на очередном уикенде выехать за пределы агломерации и побывать на 813-й станции снабжения в Зарайске. Совсем недалеко. Он должен был отыскать гражданского коменданта Станции,
