– Если и поднимется, то нескоро. И командовать кораблем не будет уже никогда.
– Как это произошло?
– Исключительно неаппетитно.
Капитан-лейтенант разозлился:
– Что, нельзя без уверток?
У его собеседника краешек губ с правой стороны медленно пополз книзу. А взгляд оставался пустым. Ни гнева, ни досады, ни раздражения. Словно за зрачками комендора простиралась ровная, как взлетно- посадочная площадка, пустыня – до самого горизонта... знойная, равнодушная пустыня, и ни песчаные смерчики, ни миражи нимало ее не оживляли.
– Виктор... Ей-богу, вам не стоит сердиться. Я не говорю о том, что погибли
– Виноват.
– В этом нет необходимости.
– Извините.
– Хорошо. Теперь я отвечу на ваш вопрос. Вяликов имел в критический момент возможность первым войти в маршевый шлюз, но пропустил вперед себя четверых. А он, как вы помните, крупный человек... Створки шлюзовых ворот отрезали ему левую руку по локоть, и вырвали два куска плоти – из бедра и выше, из бока.
– Кажется... он передал мне что-то... вроде благословения...
Медынцев ничуть не переменил выражение лица. В его пустынной бездне не утратила покоя ни единая песчинка. Звенящий жар, сезонные ветра и безначальные пути его мира подчинялись законам, чуждым здравого смысла и обыкновенных человеческих эмоций. Наверное, он навсегда остался в том бою, где непобедимый командор растерял свою удачу, многие его люди – жизнь, а биография рейдера – смысл. Медынцеву мало было того, что оставшиеся в живых выполнили свой долг и не дали врагу победить. Укрывшись пустыней от чужих голосов и взглядов, он вновь и вновь вводил в артсистему данные на поражение, все пытался найти варианты получше... Внешне он выглядел абсолютно нормальным человеком, надо полагать, десять или двадцать процентов Медынцева работали на
– Не вижу смысла оспаривать это утверждение, Виктор...
Глава 6
Свидание с обожаемой
...Мэри делала тенсегрити. То есть с решительным лицом взмахивала руками, ловила воздух, наносила удары какому-то прозрачному противнику, шикарно выворачивала невидимые лампочки из пространства прямо перед носом, змеевидно шипела и выкрикивала слово «интенд».[6] А Дмитрий сидел в двух метрах от нее и вяло жевал банан.
Она избрала путь воина, и вот уже пять лет официально состояла в магической партии неокастанедчиков. А неокастанедчики говорят: никакого дела не стоит делать, если не можешь его сделать безупречно; безупречно его можно сделать, только если в тебе достаточно энергии и намерения довести работу до конца; так что, леди и джентльмены, заряжайтесь энергией и намерением. И не тратьте ни то, ни другое на всякую ерунду. Концентрируйтесь. Выбирайте главное. Кастанеда-йога хинаяна, по словам Мэри, – безмозглые враги, извратители истинного учения. Они какую глупость и ересь вещают? А такую, что заряжайся – не заряжайся, а если нет в тебе особенной энергетической структуры, ты ни на что не годный лох. И после смерти душу твою вместе со всем жизненным опытом слопает жуткое верховное существо. Спасение касается только заранее избранных. Как еще может вещать тамошнее дурачье? Зато умные люди, подлинные сторонники чистоты учения, собрались в московской общине Кастанеда-йога махаяна, и они-то понимают, в чем фишка. Надо тренироваться. Надо стремиться к психофизиологической трансформации. Видоизменять и душу, и энергетику. Заряжаться, как уже было говорено. А для зарядки как раз очень хорошо помогают магические пассы тенсегрити, особенно если делать их с должным упорством и постоянством. И ты изменишься. Станешься сильным и способным противостоять негативным энергетическим воздействиям со стороны. Тогда после смерти нетрудно будет надуть жуткое верховное существо. Оно, конечно, ошибаться не способно, однако безупречно измененный человек всегда сумеет уйти от его внимания...
Понятно, где еще может быть Мэри, как не там? В смысле, среди неокастанедкиков-махаянистов?
– Я закончила милый. Нам пора в душ. Давай-давай, живенько.
После тенсегрити у нее всегда появлялся этот тон – командно-пренебрежительный. Как раз такой, чтобы в один миг безнадежно испортить Сомову настроение. Один раз он спросил у Мэри, какого ляда, поделав свои пассы, она становится такой злой, колючей и такой... омерзительно-снисходительной, словно мамочка, отчитывающая непослушного карапуза. Конечно, не из таких слов он составил свой вопрос. Из таких – не осмелился бы. Пряхина ответила: «Просто меня переполняет энергия. Суть наших отношений становится прозрачнее под ее напором». Она никогда не щадила его. Просто обожаемая не умеет – щадить.
– Секундочку! Я только доем...
– Рыбка моя, ты, как обычно, нетороплив.
Она стянула с себя все, кроме трусиков, и зашлепала босыми ногами к санблоку. Сомов судорожно повторил эту процедуру. Мэри уже стояла в синем пластиконовом контейнере с водой и пыталась заставить душевой раструб ограничить его, раструбовую деятельность минимумом выплескивающейся жидкости. «Водяные расходы» за год выросли на треть, то ли еще будет... Она с неудовлетворением посмотрела на Дмитрия. Сколько денег сейчас стечет по его туше!
– Залезай. И не трогай меня раньше времени. Ты знаешь, почему сегодня мы моемся вместе?
– Ммэ?
– Каждый нормальный человек должен спать не менее девяти часов в сутки. На худой конец – восемь. Я знаю, во сколько мне вставать завтра, и если вычесть девять часов, то останется всего сорок минут. А если вычесть еще десять или пятнадцать минут, которые ты истратишь на себя, что в остатке? Правильно, кукиш. Не будем сокращать время для секса.
– Мэри...
– Прости милый, но болтать со мной тоже не стоит. У меня в голове крутятся всякие рабочие вещи, приходится думать о десятке дел одновременно... Не сбивай меня сейчас.
Обожаемая отвернулась к стене. Вокруг ее левой стопы вода на минуту пожелтела, потом вновь стала прозрачной.
Что ж, ему осталось глазеть... эээ... в смысле, любоваться. «Причащаться эстетикой женского тела». Это выражение Сомов недавно вытащил из сети, и оно ему очень понравилось.
Итак, ее тело... Худая, высокая, выше его на целую голову, все время делает разные упражнения, но мышцы никак не увеличиваются... Оно, может быть, и к лучшему. Черные, робко вьющиеся волосы, коротко подстриженные; открывают высокий лоб. Какая-то странная, но устойчивая причуда: женщина, которая хочет, чтобы ее считали бизнес-леди (а Мэри хочет), обязательно должна демонстрировать высокий лоб. Графично очерченные, выразительные черты лица; мимика железно подчинена воле Пряхиной, а та умеет соткать из своего лица любой узор. Бледная, с редкими синеватыми ниточками сосудов, отлично ухоженная кожа. Крупные ладони, даже как-то не по-женски крупные, как две лопаты, и это при ее артистической худобе! Сильные руки – на пике страсти они способны сделать больно... Обожаемая, несомненно, хороша. Самым придирчивый критик признал бы ее красивой женщиной или хотя бы сказал нечто вроде: «Недурна!»
