Недостаток – помимо ладоней-лопат – один: маленькие грудки... но это удивительно точно совпадает с его пристрастиями. Сомов в тайне вожделел безгрудых женщин, только ни за какие коврижки не раскрыл бы свою тайну Мэри. Ага, вот она сама уставилась на него. Сейчас сообщит, как водится, до чего ее раздражают хлипкие мужчины.
– Любимый... Тебе бы надо как-то подтянуться, позаниматься чем-то... Ужасно вялая плоть, особенно руки... Неужели ты сам не замечаешь? Хлипкое телосложение никого не красит.
– Да я...
Она ловко пихнула Сомова кулаком в живот. Получилось – ровно посередине между игривым ударом и настоящим. Потом сделал вид, что собирается пихнуть еще разок. Он дернулся, рефлекторно поджал мышцы живота. Мэри улыбнулась и опустила руку.
– Попался!
И когда он заулыбался в ответ, двинула в то же самое место.
– О!
– Вот теперь попался по-настоящему. Говорю тебе – займись спортом. Будь мужчиной.
Он состроил виноватую мину на лице. Помыв вдвоем происходил уже раз двадцать. Монолог о том, сколько им осталось на секс – как минимум пятнадцать раз. Тычок кулаком – пауза – опять тычок кулаком... наверное, миновал пятый или шестой дубль. Сомов не был ни полным, ни тощим человеком, так, середнячок. Но не слабак, разве только, немножечко рыхловат. Одним словом, как все. Случись у него с обожаемой настоящая драка, Дмитрий, конечно, одержал бы верх.
Тем не менее, эти игры ему нравились. Пуская повторяются, есть в них изюминка...
Мэри зарабатывала 2400 евродолларов в месяц. В этом крылся источник тайного чувства превосходства, которое Дмитрий питал по отношению к ней. У него-то три тысячи... Впрочем, надо признаться, человек со стороны ни за что не признал бы в их дуумвирате Сомова как чуть более богатого и самую малость более преуспевающего человека. Мэри умела
То ли дело его простоватая халупа!
Понимающий человек, посетив жилище обожаемой, сделал бы для себя вывод: здесь живет очень прогрессивная, общественно активная, деловая женщина. И не ошибся бы ни в чем, кроме последнего пункта. Дмитрий знал Пряхину давно. Она вот уже три года как работает водителем монорельса. А до того работала помощником водителя монорельса. А еще раньше – учеником водителя монорельса. У нее отродясь не водилось инфоскона, на котором можно было запустить плату информпрограммы. Вместо него Пряхина купила себе простенький С-транслятор, до того простенький, что не ловил он ничего, кроме федеральных новостей. Зато фальшь-дизайн у этой незамысловатой коробки был совершенно как у инфоскона новейшей модели, и за время их с Мэри он знакомства несколько раз менялся, превращая С- транслятор во все более новую вещь. А смена фальшь-дизайна сама по себе стоит не меньше сотни.
Тем не менее, вокруг Мэри всегда чувствовалась аура энергетического старшинства. Пряхина вся была непобедимо устремлена куда-то вверх и вперед. Она словно готовилась к какому-то роковому рывку, и роковой рывок, хотя и передвигался год за годом из сегодняшнего дня в завтрашний, но до сих пор никем отменен не был. Лидерскую программу как будто зарядили в Мэри с самого детства. На что мог рассчитывать Сомов, связавшись с таким человеком? На умное снисхождение к его слабостям.
Время от времени обожаемая сообщала Дмитрию, что ею наконец-то заинтересовалась ведущая консорция дистрикта. Открываются серьезные перспективы. Продолжения это не имело и, по всей вероятности, интерес консортиров никак не отливался в ощутимую материальность. Однако в их паре установилась четкая иерархия: сегодня Мэри чуть-чуть ниже, но завтра будет намного выше обожаемого. Поэтому следует репетировать их будущие отношения каждый день. Как? Да очень просто. Глядя снизу вверх.
Грядущего возвышения Пряхиной Дмитрий опасался всерьез. Более того, Дмитрий искренне верил в возможность возвышения Пряхиной. Обожаемая – пробивной человек, а таким и солнце светит ласковее... Разумеется, он никогда по-настоящему не забывал, кто из них на самом деле добился большего. Но как-то, совершенно непонятным образом, вышло, что играть ему приходилось по правилам Мэри, и Сомов давным- давно ощущал себя положенным на лопатки.
...Мэри вылезла из контейнера, передала ему душ и принялась вытираться. Рядом, на откидном крючке, покачивались ее трусики, посверкивающие непримиримой сталью. Стиль индастриал-эгэйн, старая любовь Пряхиной, предписывал нижнему белью металлоидные колеры. От него же – серьга в ухе, по словам обожаемой, имитирующая древний прибор «висячий замок». От него же и татуировка на правом плече Мэри: какой-то архаичный инструмент совершенно непонятного назначения. Она выбрала именно эту татушку в альбоме у таких-дел-мастера за ее стильную угловатую экзотику. Под картинкой стояли пояснения на английском и русском языках: «monkey-wrench/разводной ключ». Ни того, ни другого слова Мэри не знала, да и самому мастеру оставалось лишь развести руками после тщетных попыток найти словесный эквивалент на женевском эсперанто. Стиль индастриал-эгэйн Пряхина, по ее словам, выбрала еще в школе, и тогда же поселила на своей коже таинственный «разводной ключ». Теперь, наверное жалеет: проще было бы сделать простую кожную накладку... Но никогда не признается в своих сожалениях.
Теперь он оглаживал свое тело, смывая чистящий и ароматизирующий химикат. Обожаемая замедлила движения и поглядывала на Сомова с нескрываемым интересом. Зрачки ее совершили несколько челночных рейсов вниз-вверх, потом остановились примерно посередине. Где-то Дмитрий вычитал выражение «глаза затуманились»; понятно, никакого тумана в помине нет, сколько ни всматривайся. Но, кажется, изменяется в такие моменты сама консистенция глаз, их, что ли, химия, состав жидкости или разум ведает еще какая анатомофизиология... Одним словом, Пряхина пялилась на него, как лунное лицо пялится на города и людей в новолуние. А именно, с нещадным любопытством. Словно всего пять секунд назад обнаружила в своем санблоке наличие обнаженного... экземпляра. Вытянула руку и прикоснулась кончиками пальцев к его бедру.
– Димочка, ты не знаешь, почему я до сих пор трачу на тебя свое драгоценное время? Ты ведь, прости за откровение, не красавец...
В первый раз, услышав такое, он одеревенел и выдал... мм... какую-то соответствующую гадость. Не понимал еще... Естественно, все сорвалось. Теперь, наученный долгим опытом, он ответил, как ей и нужно:
– Пожалуй, нам пора уложить твое имущество в постель и раздвинуть ему ноги.
– Какая самоуверенность! Чем ты, собственно, заслужил?
Обожаемая похлопала его по бедру, как хлопают лошадь по крупу. Лошадь и процесс хлопанья Сомов видел в игровых информпрограммах о древних временах.
– Это не я заслужил, это ты снизошла до... о!
