На Мтацминду перенес.Ты, чей клекот соприроден высиИ перекликается лишь с ней,Ты в последний раз взглянул на Тебилиси,На ночное кружево огней.Не по-человечески был жаденЭтот вырвавшийся на просторИз глазных, землей забитых, впадинВсе еще горящий взор.Чтó в ту ночь внизу предстало пшаву?Чтó ты видел, темень бередя?Города ль недремлющую славуИли приближение вождя?Или, может быть, невероятный,Но действительностью ставший сон:Неразрывный узел беззакатнойДружбы побратавшихся племен?Только там, где прежде билось сердце,Дрогнули при свете свеч не зря,В силу нам неведомых инерций,Два полуистлевших газыря.
1С каким упорством ищет взорНа горизонте поседеломТвой контур, вычерченный меломСредь облакоподобных гор!Верблюд, зарывшийся по грудьВ тысячелетние сугробы,Ты возникаешь всюду, чтобыНадежду тотчас обмануть.Освободившись не вполнеОт власти сна неугомонной,Рукой мы шарим полусоннойПо отступившей вдаль стенеИ, помня о былой судьбе,О бегстве месхов от Евфрата,О факел, звавший нас когда-то,Мы тянемся, как встарь, к тебе!2Не радугоцветным с кряжа Бермамыта(Полярным сияньем объятый Кавказ!);Не мытарем алчным, взимающим мытоСо зрелища славы за каждый показ;Не водоразделом скитальческой скорби,Не вехою золоторунной возни(Насколько же наши труды крутогорбей!Насколько же наши счастливее дни!) —Ты мне предстаешь на седом небоскате,Самою природою запечатленКак чувственный образ земной благодати,Не требующей и улыбки взамен.Зачем же, когда полосатую пестрядьНа склоны накинет вечерний намывИ душу с любою горою посестритьГотов я, о Эльбрус, тебя позабыв,Ты вдруг возникаешь на юго-востоке.Еще не охваченном сизою тьмой,Слегка укоризненный, страшно далекий,Едва уловимый и все-таки мой?