Вполне развитыми тела изображать И, в выгоднейшем их расположив соседстве, Строжайше соблюсти законы соответствий, Стараться избегать такой галиматьи, Когда конечности у тела не свои Или играют роль нелепого довеска; Все мускулы отнюдь подчеркивать не резко, Следя за контуров свободных красотой, Волнообразною рисуя их чертой, Чтоб жизни полными, похожими на пламя, Подвижными они предстали перед нами; Непринужденный нам дает голов постав, С характером фигур их тонко сочетав; Здесь именно талант, всем мастерством владея, Способен широко раскрыть свою идею, Разнообразием приемов удивив И повторения нигде не допустив. Но заурядному художнику здесь трудно Преодолеть свой мир себялюбиво-скудный, И, пересказами наш утомляя глаз, На скуку смертную он обрекает нас. Оно знакомит нас, как надо драпировкой, Одной лишь складкою, уложенною ловко, Соблазны наготы от взора укрывать, Как формам следовать, быть им всегда под стать, Не отнимать у них их прелести природной, Но облегать легко, изящно и свободно. Наглядным образом оно твердит о том, Как мы язык страстей в поступках познаем, Движения души воспроизводит ясно Жестикуляцией красноречиво-страстной, Напоминающей нам разговор немых, Столь полный сильных чувств, глубоких и живых И в слове ищущих напрасно выраженья, Как живопись, увы, немая от рожденья. Оно той области вскрывает существо ****, Где Зевксис испытал такое торжество И где, бессмертную стяжав навеки славу, С Апеллесом он мог соперничать по праву. Согласные цвета, контрастные тона, Враждебность красок, их сродство и глубина, С иллюзиями их, с их зрительным обманом, В очаровании нас держат беспрестанном. Твое творение нам ясно говорит, Как надо связывать со светом колорит; Как надо светотень распределять умело, Не нанося притом ущерба массе целой; Как надо ослаблять и умерять тона, Чтоб даль действительно была удалена, И как любой предмет, затерянный в тумане, Легко воспроизвесть опять на первом плане; Как чередуются, сменяясь неспроста, Друг с другом темные и светлые цвета, Как смешиваются они непринужденно, Как создают они единство фона, Как растворяются и тают без следа, Как поглощает их нежнейшая среда, Услужливейший фон, который принимает Всё то, что для него художник оставляет; Какими тайнами ваянья овладев, Он может плоскости придать любой рельеф; Как постепенно он, смягчив оттенки света, Отодвигает вглубь все контуры предмета, И как расплывчатый, почти воздушный фон Бывает сумраком надменным поглощен; Как, завладев холстом, разгул стихии черной Фигуры удержать старается упорно И, несмотря на всё, как может этот плен Простым приемом быть легко преодолен. Всё это нам гласит, Миньяр, твое творенье. Однако пусть тебя не мучат подозренья, Не бойся, чтоб оно любому помогло Твое высокое постигнуть ремесло, Чтоб к мастерству твои чудесные уроки Открыли доступ всем свободный и широкий; Здесь, кроме мастерства, талант необходим, А к этой тайне тайн путь неисповедим. Их не приобретешь, как плод ночей бессонных, Три качества, Миньяр, в тебе соединенных: Ни страсть, ни грацию, ни дивный колорит, Которыми твой труд повсюду знаменит. Они — дары небес: лишь в виде исключенья, В одном лице всех трех мы видим совмещенье. Поэтому никто из тех, кто вслед идет Тебе, Миньяр, вовек тебя не превзойдет. Пусть множество кистей твой славный труд пробудит, Он чудом наших дней и гордостью пребудет, Со всех концов земли ученых знатоков Он станет привлекать в течение веков.
