прежнему гибнут мужчины!
С необычным для столь высокого мужчины изяществом Дрейк приблизился к несчастной.
– Это уже серьезно, – произнес он и, схватив ее за рукав, притянул к себе. Она инстинктивно прикрыла лицо рукой, и он нахмурился. – Нет нужды защищаться, Роз, я не причиню тебе боли. Проклятие, неужели ты считаешь меня таким чудовищем?
Вытащив из кармана платок, он стал вытирать ей слезы. Его обветренные пальцы осторожно касались нежной кожи с розовато-белыми разводами потекшей краски, и она почему-то вдруг ощутила, что находится в надежных руках. Он был так силен, так мужествен!
– Ты похожа на арлекина, – заметил он.
– Я больше никогда не буду красить лицо.
– Тогда ты отстанешь от моды.
– Мне все равно. Я больше никогда не покажусь в обществе.
– Очень сомневаюсь. – Он перевернул платок и приложил его к ее покрасневшему носу. – А теперь высморкайся.
Поймав ее гневно сверкнувший взгляд, он стал по-отечески увещевать ее:
– Ну давай же, Роз. Подумаешь, драма! Просто высморкайся.
Она так и сделала, издав при этом весьма неделикатный звук. Подавив улыбку, Дрейк убрал платок в карман.
– Ведь это вовсе не трудно, а, Роз?
Роз. Он называл ее так давным-давно, и эта фамильярность сейчас действовала ей на нервы. Однако в его голосе не было насмешки, и ей даже нравилось, как он произносит звук «з». Может, рассказать ему о проклятии? Ведь на самом-то деле он ей не враг. Просто мужчина, желающий отобрать у нее все, что ей дорого. Впрочем, она не винила его за желание заполучить Торнбери-Хаус. Но в любом случае она уже победила. Так разве нельзя проявить великодушие?
– Дрейк…
– Что, малютка? – Взяв ее за подбородок, он всмотрелся ей в лицо. – Так-то оно лучше. Я почти вижу те веснушки, что пересчитывал когда-то во время уроков.
Она улыбнулась при этом воспоминании и вгляделась в его лицо, которое с годами стало таким запоминающимся. Прячась в мягких волнах черной бороды, призывно манили чувственные губы цвета бургундского. Розалинда вдруг ощутила невероятное умиротворение и вдохнула терпкий мужской запах. И на мгновение совсем забыла о прошлом и о том, какая угроза исходила от него самому ее существованию.
– Дрейк…
– Да, малютка?
Она уже намеревалась завести речь о том, что ее волнует, как вдруг краешком глаза увидела мертвого сеньора. Вздрогнув от нового приступа раскаяния, Розалинда осуждающе взглянула на Дрейка.
– Почему же мы ведем такую нелепую беседу, когда здесь лежит труп этого бедняги?
Дрейк посмотрел на труп с сожалением, потом схватил Розалинду за руку и потянул ее из комнаты. Закрыв дверь, он сердито покачал головой.
– Не обвиняй меня, Розалинда. Ты сама начала этот разговор.
– Нет, не я.
– Почему-то каждый раз у нас с тобой все заканчивается престранными беседами в чрезвычайно причудливых ситуациях.
Она только отмахнулась:
– Просто ты всегда появляешься там, где тебе не рады. И кстати, надеюсь, ты не собираешься здесь заночевать?
– Где? – Его умное лицо вдруг просветлело. Он слегка улыбнулся, отчего на его щеках появились едва заметные ямочки.
– Здесь. В моем доме.
– В твоем доме? – Он задумчиво погладил черную бородку. – Нет, в твоем не останусь. Я останусь в своем доме.
Она как-то просветленно улыбнулась:
– Значит, ты купил дом?
– Нет, я унаследовал его.
От дурных предчувствий внутри у Розалинды все сжалось.
– Что ты имеешь в виду?
– Вообще-то я унаследовал этот дом. – Он быстро окинул взглядом круглую прихожую. – Несколько запущенный, должен признать, но здесь многое можно сделать.
– Запущенный.
– И слегка напоминающий оранжерею… особенно с богиней урожая. Но все равно я очень рад стать его владельцем Понимаешь…
– Дрейк! – воскликнула она. – О чем ты говоришь? |Это мой дом, и тебе это прекрасно известно.
