Фермин обернулся к задержанным, нахмурил брови и резко ответил:
– Сами во всем виноваты. Нужно было действовать смелее.
– Но когда вы нанимали нас, вы же не сказали, что нам придется иметь дело с сумасшедшей, черт побери.
– С сумасшедшей! Это не она сумасшедшая, а вы – олухи. Потому и торчите здесь.
– Олухи, говорите? Да, олухи, что клюнули на вашу удочку. Иначе были бы сейчас в Эль-Пасо и гуляли на свободе.
– Да ладно, – тяжело вздохнул Фермин.
– Ничего себе – ладно! Эй, когда же вы нас отпустите? – не умолкал Гарланд.
– Скоро, скоро, успокойтесь. Я бы давно отпустил вас, но весь город видел, как я привез вас сюда связанными. Так что придется вам теперь немного отдохнуть в камере. Когда все отправятся на праздник в методистскую церковь, я отпущу вас, а всем скажу, что вы сбежали. Дескать, мой помощник Вальдо не уследил.
– А почему мы не можем сбежать прямо сейчас?
– Потому что я сейчас вас охраняю. Если вы сбежите во время моего дежурства, все скажут, что я опять маху дал и меня пора гнать с этого места.
– И правильно скажут. Фермин злобно прорычал в ответ:
– Прикуси свой язык, Гарланд, а не то я и впрямь отдам вас обоих под суд. За попытку ограбления.
– Ха! А мы всем скажем тогда, что это вы сами нас и наняли, – огрызнулся в ответ Гарланд.
Чтобы прекратить этот неприятный для него разговор, Фермин с силой захлопнул дверь, ведущую в коридор. Потом он запер ее и подошел к мутному окну, взяв по пути со стола изрядно затертый конверт. Покрутил его в своих длинных пальцах, посмотрел сквозь стекло на пыль, оседающую на дороге, ведущей из города, потом вытащил из конверта исписанный лист бумаги и медленно, с наслаждением перечитал его – наверное, уже в сотый раз.
– Прекрасно, прекрасно, мисс Пэнси Хьюлетт, – пробормотал он. – Теперь я твердо знаю, что мой день не за горами.
Фермин удовлетворенно хмыкнул, уселся в плетеное соломенное кресло и вытянул длинные ноги. Потом он решил закинуть их на стол, одновременно опершись головой о стену, просчитался и с грохотом опрокинулся навзничь.
Шериф кряхтя поднялся с грязного пола, потирая ушибленные места. Негромко выругался сквозь зубы, посылая проклятия в адрес Чарли Уайлда.
Фермин Смолл считал его виновным во всем, даже в том, что приложился к полу.
– Я узнал, что все вклады в банк будут сделаны к субботе, ближайшей после праздника весны, Чарли, – негромко сказал Харлан Льюис. На его лице не было заметно ни капли энтузиазма.
– Так скоро?
Если бы Чарли не был так расстроен, то и сам сумел бы заметить, как нелепо прозвучал его вопрос. Нелепо и даже смешно. Черт побери, ведь до праздника еще почти три недели!
А послезавтра им играть для прихожан методистской церкви.
Когда Чарли впервые оказался на ферме Хьюлеттов, три недели, несомненно, показались бы ему целой вечностью. Тогда – безусловно, но теперь… Теперь этот срок казался ему неправдоподобно коротким. Три недели! Всего три недели отпущено ему судьбой на то, чтобы быть вместе с Одри!
– Угу – Харлан погладил свой бас так, словно тот был живым существом.
Чарли только теперь заметил, каким расстроенным выглядит его старинный друг. Правда, по внешнему виду Харлана это было и не слишком заметно, но Чарли давно научился видеть своих парней, что называется, насквозь. Да, Харлан явно был не в своей тарелке.
– Что-то случилось, Харлан? – спросил Чарли.
Тот еще раз погладил рукой свой инструмент, а затем пробормотал:
– Если честно, не по душе мне это ограбление. В этом городе все так хорошо отнеслись к нам, Чарли. Просто очень хорошо. Мне, сказать по правде, даже уезжать отсюда не хочется.
– Вот как? – Чарли на мгновение обрадовался, что обрел в лице друга единомышленника.
Харлан грустно покачал своей крупной седой головой. Затем вздохнул и произнес слова, опустившие Чарли с небес на грешную землю:
– Впрочем, у нас нет выбора, как я понимаю. Прежде всего каждый из нас должен думать об оркестре, верно?
Чарли подавил горестный вздох и ответил:
– Пожалуй, ты прав, – и, сокрушенно покачав головой, добавил: – Кроме того, рано или поздно кто- нибудь раскроет нашу тайну, и тогда всем нам конец, Харлан.
Тот снова покачал головой и пробурчал:
– Конечно. Я все понимаю, Чарли.
Чарли не стал говорить о том, что кто-то из самих музыкантов может проболтаться. Совершенно случайно, разумеется. Сказать по правде, он не верил и в молчание самого Харлана.
Харлан отошел в сторону и сел на прежнее место, опустив при этом плечи так, словно на них лежал
