утратили нечто важное, невосполнимое… не выразимое словами. В обмен на власть над могущественной империей собственной рукой обрубили свои корни. Так поступают только глупые люди – срубают единственное дерево в степи, чтобы всего лишь одну ночь погреться у костра.
А эта женщина из далекой страны – такой далекой, что даже рука всемогущего Хубилай-хана ее не достанет, – ощущает ту же грусть утраты, что и он. Как это возможно?.. Между ними – это как бы в воздухе – протянулась невидимая нить, связывает их… Его неудержимо влечет к ней… Провести бы рукой по ее золотистым волосам… Это желание сейчас еще сильнее, чем прежде… Но он не шелохнулся, боялся даже дышать, – любое неосторожное движение, слово могут оборвать эту тонкую, драгоценную нить.
– Нам надо поговорить о Маффео.
Голос Беатриче полон тревоги… Джинким испугался, спохватившись, что забыл о Маффео… Невероятно – как могло с ним случиться, что он забыл об опасности, угрожающей не только Маффео, но и Хубилаю, а может быть, и всему их государству. Беатриче околдовала его, затуманила мозг, расставила свои сети… А он попался в них, потерял бдительность и совершил ошибку!
– Ты права. – И внимательно посмотрел ей в глаза.
Нет, она не ведьма! Те совсем другие… Уж не фея ли она – злая фея: явилась, чтобы извести монгольский народ? Но зачем ей тогда беспокоиться о Маффео? «Чтобы посеять рознь и сомнения, – говорил ему внутренний голос. – Верь мне, как всегда верил, – ведь я давал тебе хорошие советы! Эта женщина хочет настроить против тебя всех близких, а потом…»
Стоп! Довольно! Джинким, разъярившись, заставил внутренний голос замолчать. Нельзя позволить, чтобы он отравлял ему жизнь, – вот хоть сейчас.
– Как ты чувствуешь себя? Хватит сил сесть на лошадь?
Беатриче обхватила живот. Тридцать девять недель… слов нет, рискованно. Как врач она, конечно, строго-настрого запретила бы своей пациентке такие прогулки – они могут спровоцировать преждевременные схватки. Но что-то подсказывало ей – этого не произойдет, роды еще не скоро.
– Ну что ж, надо так надо.
– Хорошо, тогда оденься потеплее и во что-нибудь неброское. Я буду ждать тебя у конюшен. Мы выедем из города.
XVI
Менее чем через час Беатриче встретилась с Джинкимом на площади у конюшен. На нем теплая пушистая доха и сапоги, какие носят торговцы скотом; на голове подбитая мехом шапка, низко надвинутая на лоб… Его с трудом можно узнать. С интересом посмотрел на нее, окинул беглым взглядом одежду… Поправил на ней шапку, чтобы лицо скрывала тень, одобрительно кивнул.
– Хорошо. Теперь в путь! – И подал ей поводья.
Незаметно, как им казалось, вышли из дворца через боковые ворота. Сев на лошадей, смешались с толпой всадников, медленно продвигаясь вперед.
На улицах Тайту царило оживление. Дорогу на каждом шагу преграждали тяжелые повозки, запряженные быками и нагруженные соломой и мешками. Сновали носильщики с тяжелыми грузами на длинных жердях, впивающихся в плечи. Женщины с корзинами и кувшинами переругивались между собой, шарахались в стороны.
Все эти люди, по-видимому, двигались в определенное место. И действительно, метров через двести улица заканчивалась и упиралась в огромную площадь – рынок.
На площади стоял невообразимый шум: кудахтали куры, визжали свиньи, лаяли собаки. Время от времени раздавались предсмертные звуки, издаваемые домашней скотиной, – вой, мычание, блеяние…
Беатриче окатило пестрой волной разнообразных, незнакомых запахов. Пахло травами и пряностями, зерном и пылью, углем, вареными овощами и мясом, кровью и рыбой и многим другим, чего не определить. В деревянных бочках и наполненных водой жбанах плавали угри и змеи, шевелились раки и таинственные моллюски.
Дико крича и бурно жестикулируя, торговцы сбывали свой товар покупателям. Торговали всем: продуктами, тканями, украшениями, домашней утварью. Протискиваясь сквозь толпу, Беатриче и Джинким слышали, как их окрикивают, протягивают корзины с ароматическими травами, едой и напитками. Очень уж легко одетые женщины, с толстым слоем пудры на лице, ярко накрашенные, стояли по углам площади или разгуливали между рядами – они делали недвусмысленные предложения Джинкиму. Приходилось все время отбиваться от них. Беатриче начала нервничать. Это не пестрый, оживленный базар, какие она видела в Бухаре, а какой-то невообразимый хаос. Созерцая его, трудно представить, что китайцы – народ древней культуры и тысячелетних традиций.
Они уже почти пересекли рыночную площадь, как вдруг к лошади Беатриче приклеилась какая-то старая женщина, слепая на один глаз. Жидкие седые волосы прикрыты грязным мотком пряжи, рот беззубый, все лицо изборождено морщинами. Похожа на сумасшедшую или ведьму.
Старуха вцепилась ей в ногу и бормочет что-то по-китайски. Беатриче испугалась, не понимала, что та говорит, к тому же ей никак не удавалось высвободить ногу. Хотела уже звать на помощь Джинкима, но тут старуха наконец отцепилась от нее – сообразила, наверное, что ее не понимают.
Тогда она вынула что-то из привязанного к поясу мешочка и сунула Беатриче в руку. Это был небольшой бумажный свиток, перевязанный красной ленточкой. Беатриче пыталась объяснить старухе, что не собирается ничего покупать, что у нее нет денег. Но женщина вдруг, махнув рукой, скрылась в толпе.
– Что-нибудь случилось? – обеспокоился подоспевший Джинким.
– Да нет, ничего особенного. – Беатриче только головой покачала – так и не поняла, чего от нее хотели. – Со мной заговорила одна старая женщина, но я ее не поняла. А потом она дала мне вот это. – И показала Джинкиму свернутый в трубочку кусок бумаги.
– Это наверняка гадалка, – объяснил Джинким. – Здесь, на рынке, их много. Предсказывают будущее, гадая по руке, по глазам, по облакам. Кости бросают – по ним тоже гадают – или погружаются в транс. На этом свитке, скорее всего, написано какое-нибудь изречение – предсказывает будущее или оберегает от порчи.
Беатриче показалось, что Джинким вдруг побледнел, словно испугался увиденного. Может быть, там проклятие?
Она пристально посмотрела на безобидный с виду листок бумаги.
– Может, выбросить? – спросила Беатриче.
– Не надо. От судьбы не уйдешь. – Джинким подтвердил ее подозрения. – Лучше наперед знать свою судьбу, чем ждать от нее сюрпризов.
Дальнейший путь обошелся без происшествий. Миновали восточные ворота города – стражники обратили на них не больше внимания, чем на бесчисленных торговцев и крестьян, стремящихся покинуть Тайту или, наоборот, пробраться на рынок со своим товаром.
Неторопливым шагом проехали восточную улицу и наконец очутились за пределами города, где начиналась бескрайняя холмистая степь.
Лицо овевал ледяной ветер, пронизывал до костей, несмотря на теплую меховую одежду. Под копытами лошадей хрустела замерзшая трава. А как зимой выглядит этот пейзаж?.. Беатриче нарисовала себе картину белоснежных, чистых холмов.
Увидеть бы все это зимой… И тут же поняла – не суждено этому желанию исполниться. У нее предчувствие, что ей недолго оставаться здесь.
– Приехали! – прервал Джинким ее размышления, натянул поводья и остановил своего жеребца. Удивленным взглядом Беатриче обвела окрестности, не понимая, куда они попали. Вокруг, насколько хватал глаз, ничего, кроме холмов и темнеющих на горизонте деревьев. А здесь, в низине, ни хижины, ни ручейка, ни даже камня или скалы. Только подернутая инеем трава и бледно-голубое небо над головой…
– Врагу здесь негде притаиться. – Джинким, видимо, угадал ее мысли, словно телепат. – В Тайту нельзя сказать ни слова, чтобы завтра об этом не узнал весь город. Везде полно шпионов – подслушивают
