смертным одром Джинкима разительный, но закономерный: один – престолонаследник, другой – слуга. Один – жертва, другой – убийца, пусть даже невольный.
Слуга обернут в белую простыню из хлопка. Толуй с любопытством и восхищением наблюдал, как наставница медленно, осторожно разворачивает простыню…
Беатриче тщательно осмотрела покойника. Китаец лет двадцати пяти – тридцати, худощавого телосложения.
На нем одежда, какую носят все слуги при дворце хана: широкие белые штаны, поверх белая блуза со стоячим воротником.
В глаза бросаются лишь новые туфли из пурпурного шелка, расшитые золотом, и отвратительная дырка с кровавым ободком на левой груди – след от раны.
Оружие лежит рядом. Кто-то вынул кинжал из груди – не брать же его с собой в преисподнюю. Взгляд Беатриче снова привлекли роскошные туфли.
– Пурпурные туфли – у слуги?!
– Что-что? Не понял тебя, наставница.
– Ничего. Просто думаю. Как его нашли? – Беатриче бережно ощупывала рану.
– Его нашли лежащим на спине на своей кровати, в комнате для слуг. В руках кинжал, которым он заколол себя.
– На твоем месте не делала бы таких поспешных выводов.
Она продолжала осматривать покойного в поисках других следов.
– Могу ошибаться, но для такого удара ножом на теле слишком мало крови.
Толуй растерянно посмотрел на нее:
– И что это значит?
– Если он не профессиональный убийца, попавший в нужную точку, после чего смерть наступает мгновенно и без особого кровотечения, значит, к этому моменту был уже мертв. А это в свою очередь означает: он не мог сделать это сам. Думаю, на убийцу-профессионала он не тянул.
Толуй наморщил лоб.
– Разве тогда не видно было бы следов борьбы?
– Нет, если он в этот момент был мертв. Может быть, его убили совсем в другом месте, а потом перенесли в эту комнату. Но прежде всего…
И вдруг ее осенило – вспомнилась одна история, услышанная на лекции по судебной медицине. Профессор рассказывал о враче, который в своем заключении написал: «Смерть наступила естественным путем» – и проглядел колотую рану на спине.
– Толуй, помоги мне перевернуть его.
Вместе они перевернули слугу на бок. Но надежды не оправдались: на спине никаких ран.
Жаль, ее предположение о насильственной смерти чуть не рухнуло.
Тут пришла на ум еще одна идея.
Беатриче приподняла толстую черную косу умершего – и действительно…
– Вот видишь!
Толуй непонимающе уставился на нее. А она не сумела удержать торжествующей улыбки, хотя улыбаться в присутствии покойника неуместно. Вот доказательство, которое она искала, – свидетельство непричастности Маффео к смерти Джинкима! Здесь орудовал опытный, ловкий профессионал.
– Видишь эту рану – прямо под линией волос? – И показала на небольшую точку. – На первый взгляд ее можно принять за родимое пятно, но это кровь – темная, запекшаяся кровь. Если желаешь кому-либо мгновенной смерти – надо всадить нож именно сюда: в ствол головного мозга между основанием черепа и первым позвонком. Человек мгновенно умирает. Не успевает даже позвать на помощь.
– Ранка такая маленькая… – удивился Толуй. – Как только от такого удара…
– Человеческое тело более ранимо, чем кажется. Для такого убийства, как это, не надо меча. Вполне хватит и ножа толщиной с мизинец. Но надо знать определенную точку. А это означает только одно, – она торжествующе посмотрела на юношу, – кто бы ни был убийца, он, безусловно, профессионал. Он точно знал, что и как делать, чтобы рана не бросалась в глаза. Маффео не виновен.
Толуй тяжело дышал. Казалось, в нем борются два чувства – естественная ярость и убедительные аргументы Беатриче. Наконец он предложил:
– Идем скорее, поговорим с отцом!
К Хубилаю их пропустили без задержки. Хан тут же принял их. Увидев его, Беатриче пришла в ужас: враз одряхлевший и совершенно поседевший, он сгорбившись сидел на своем троне; веки нервно подергивались.
Неудивительно – судьба нанесла ему тяжелый удар: убили его брата. И убил один из ближайших доверенных ему людей – по крайней мере, так он считал.
А ведь Джинким предостерегал его от излишней доверчивости. И вот теперь Хубилая терзает не только горечь утраты, но и угрызения совести: почему не послушался брата…
– Что вам надо? – спросил Хубилай слабым, каким-то отчужденным голосом.
Перед ними сидит сломленный горем дряхлый старик.
– Оставьте меня одного. Я ни с кем не желаю разговаривать.
– Послушай, отец…
– Молчи! – гневно выкрикнул Хубилай; лицо его полно ненависти. – Оглянись вокруг!
Спрыгнул с трона и заметался по залу между столами, сундуками и комодами, что ломились от ценностей, изящных вещей и произведений искусства.
– Посмотри на эти богатства – они собраны со всех концов света моими верными воинами!
Схватил необычного вида клинок – и вдруг отбросил его в сторону.
– Это жертвенный кинжал Авраама! А вот зуб Гаутамы Будды! – И швырнул деревянный ящик о стену.
– Зачем мне все эти сокровища?! Что они мне принесли?! Мудрость? Мир? Нет! Они ничего мне не дали!
Он опять стал ходить по залу.
– В безумном стремлении создать государство, где мирно жили бы люди всех наций и религий, я забыл, что человек – существо алчное, злобное и коварное! Вот здесь… – бросился к одному из столов, – вот видишь – это масло от гроба Иисуса Христа. – Взял в руки небольшую колбу и с отвращением посмотрел на нее. – Мне подарил ее убийца моего брата. – Он швырнул флакон оземь – по полу с брызнувшим маслом разлетелись сотни осколков.
– Отец! – закричал Толуй; кинулся к хану и упал перед ним на колени, по лицу текли слезы. – Отец! Прошу тебя, остановись! Послушай, я…
Хубилай положил руку на голову Толуя.
– Не называй меня отцом. Я дурак, болван, глупец, который верил в доброту людей. Но сейчас я прозрел! Сейчас я…
– Выслушай меня, отец! – перебил его Толуй; всхлипывая, протянул к нему руки. – Пожалуйста, выслушай, что мы тебе скажем! Беатриче кое-что раскопала. Кажется, Маффео Поло не виноват.
– Как я хотел бы верить в это, но… – Хубилай перевел взгляд на Беатриче.
Надежда и сомнение сменялись в его глазах. Смерть Джинкима, как отравленная стрела, глубоко сидела в его сердце.
– Хорошо, женщина, говори! – И он наконец опять уселся на трон. – Мне все равно терять больше нечего.
И Беатриче все рассказала: о ране на груди убитого слуги, о крошечном кровавом пятне на затылке…
– И что все это значит?
– Совершенно ясно: кто-то нанес смертельный удар в затылок и положил слугу на постель, чтобы люди думали, что он покончил с собой, раскаиваясь в своем злодеянии.
– А почему ты думаешь, что это не Маффео прикончил слугу?
– Потому что он купец. Маффео Поло мог бы подделать бумаги, счета. Даже достать ядовитые грибы. Но у него нет опыта профессионального убийцы. А этот злодей точно знал: вот так можно быстро и
