раскисшей теперь дороге, да и мы отплыли по реке километров на -дцать... Да и буря тут, видать, поработала на славу, и дороги все, поди, завалило сломанными и вырванными с корнем деревьями. Одна надежда на вертолет. А вот есть ли он на станции-то? Скорее всего, будут вызывать вертушку из другого города. А ведь это еще миль сто двадцать... Короче, прикинул я, найдут нас, по-любому, еще не так скоро, как хотелось бы. В лучшем случае — к вечеру. А голод проник уже во все печенки!
Тогда я решительно сказал:
— Вот что, Пятница, ты тут посторожи, а я пойду схожу вниз, к болотам, за ягодами. Их там, поди, немерено! Или, может, и грибки попадутся, орешки... Надо же нам пообедать-то, в конце концов! А ты кидай в огонь побольше лапок, они дымят сильнее.
Пашка, однако, вовсе не обрадовалась моему предложению. Она опасливо огляделась и тихо сказала:
— А если сюда... медведь забредет...
— Ха! Какой еще медведь! — усмехнулся я. — Тут одни ящерки да белочки обитают! Ну, в худшем случае сасквач[2] забредет на огонек. Но он ведь свой чувак, не животное, плохого не сделает...
— А все-таки... Тут ведь и волки, и рыси водятся.
— Да на дым и огонь зверь не пойдет! А ты что же, одна боишься, что ли?
— Да нет... — как-то смущенно отозвалась девчонка и, покраснев, отошла в сторонку. — Иди, только недолго. Вдруг за нами скоро прилетят!
— Ну, вертолет-то я задолго услышу и успею вернуться! Я далеко не пойду. По этим болотам особо-то не полазишь... Эх, жаль только ягодок набрать не во что... Ладно, я тебе грибов принесу. На угольях как раз и изжарим... — и я пошел вниз.
Пашка вздохнула и стала шевелить палкой в костре. Сделав несколько шагов, я оглянулся. Девчонка стояла и как-то опасливо поглядывала на реку.
— Э, да она, похоже, та еще трусиха! — подумал я и одновременно отметил, что и мне одному не больно-то приятно тащиться на эти мрачноватые болота, кишащие всякими там лешаками да кикиморами. И еще, я ведь сказал маме, что с девчонкой все в порядке, и, стало быть, я теперь за нее отвечаю. А кто его знает, вдруг и впрямь принесет сюда нелегкая какого-нибудь йети, что тогда будет? Я вернулся и бодро сказал:
— Слушай, если хочешь, пошли вместе. Там и пообедаем ягодками.
Девчонка заметно оживилась, но, решив покапризничать, сразу не согласилась.
— А как же костер? — сказала она настороженно.
— Ерунда! Подбросим побольше древесины, и он коптить еще часа два будет! За это время мы и вернемся. Ну, а если прилетит кто, мы услышим и тоже прибежим. А по суше до нас вряд ли быстро доберешься. Только пешком, а это дня два топать придется! Видишь, какая тут кругом пересеченная местность!
— Ну, тогда пошли! Кушать действительно хочется... — согласилась девчонка, и мы весело покатились вниз.
Правда, когда спустились, то мне стало уже не так радостно. Острые камни и выступы так успели намять мои босые ноженьки, что подошвы горели огнем, а один носок вообще протерся до дыр. Как же я пойду по лесу?! — мелькнула мысль. Тут ведь кругом одни иглы, сучья да шишки! Так и совсем без ног останешься!
— Паш, погодь, давай передохнем немножко! — предложил я и уселся на корягу.
Стал ладонями разминать свои ступни и удалять из носков разные острые занозы, чтобы не мешали ходьбе.
Мелочь в кармане противно позвякивала.
— И чего я их таскаю?! Ненужная теперь вещь! — решил я и, открыв карман, вынул монетки и, размахнувшись, хотел уж было запулить их подальше, но услышал:
— Стой! Не бросай!
— Ты чего?! — не понял я и обернулся к Пашке.
— Деньги нельзя кидать! Особенно мелкие...
