набрав побольше воздуха в легкие, закричал я в трубку.
— Жорка, это ты?! Ну, наконец-то! — облегченно выдохнула мама и тут же как-то строго продолжила: — Где же вы там пропадаете?! Не надоело еще по тайге шляться? Мы тут с отцом места себе не находим... к Египту уже все готово... а ты... Спасатели вот даже никак не могут нагнать вас и думают, что вы с ними специально в прятки играете, за нос водите! На одном месте не сидите, все убегаете куда-то! Только вашу стоянку обнаружат, а вас уже и след простыл! Как понимать это, Жора?
— Да ты что, ма! Мы тут такого хлебнули, концы едва не отдали! А ты — специально... — удивился я тону матери.
Но она меня совсем не слушала.
— Эта монашка, похоже, совсем тебе голову вскружила!
— Ма, не говори так! Пашка... она хорошая!
— Знаем мы этих, хороших! В тихом омуте... сам знаешь...
— Ну ты что, ма! Не надо так о Пашке, мам, не то мы поссоримся. Она славная! Она же верующая! Не то, что мы... Да я, если хочешь знать, жизнью ей обязан! — обиделся я, пылая от волнения и непонимания.
— Ну ладно, Жор, прости, скажи лучше, где вы там на сей раз притаились.
И тут я вдруг ощутил острое желание нажать на сброс вызова. Слезы обиды сдавили мне челюсти. Да-а-а, вот так поговорили... Я-то думал, вот обрадую своих этим внезапным звонком из ниоткуда, а они, оказывается, думают, что мы со спасателями в кошки-мышки играем!
В одно мгновение перед глазами предстали жуткие картины наших лесных мытарств: коварные объятия Водокруча, болотная трясина, боль и рвота от «уральских следопытов», ледяная ночь в гроте, страшные оскалы свирепых псов, прощание с Пашкой... Эх, да что там и говорить. Как они только могли так подумать! Кто же виноват, что все именно так получилось? Мы хотели, как лучше, а все шло против нас! Такие вот сложились обстоятельства...
— Ма, телефон-то чужой, неудобно им долго пользоваться. Короче, мы у геологов, пока... — буркнул я в трубку.
— Жор, да ты что, обиделся, что ли?! Погоди, Жор, милый, скажи хоть, где вы находитесь-то!
— Пока, мам, привет папке! Скажи, что скоро вернусь вместе с тетей Клавой! — и я решительно нажал на красную кнопку.
А потом быстро побежал вниз, чтобы мамка не смогла мне перезвонить. Я вернулся в вагончик. Настроение было испорчено, и я выглядел растерянным. Пашка встала мне навстречу такая радостная и счастливая и спросила:
— Ну как, дозвонился?! Как они там?
— Все куейс! Заждались нас страшно... Волнуются, конечно, сильно... — отозвался я и заставил себя заулыбаться, чтобы Пашка ни о чем не догадалась.
— Да, я так соскучилась по мамке! По тете Зое, по всем... Даже дом свой и то теперь расцелую, наверно! — тихо рассмеялась девчонка, а мою грудь вдруг пронзила внезапная молния.
Я вдруг понял, что, уезжая домой, я должен буду расстаться с Прасковьей. А ведь расставанье — это маленькая смерть... Как не хотелось мне вновь переживать эти минуты прощания.
Что я скажу Пашке? Как мы разойдемся? Как разомкнем наши ладони? Нет, я не стал пока думать об этом: ведь мы еще вместе, и пока за нами прилетит вертолет, пока отвезет нас на станцию, пройдет еще немало времени... Этот момент наступит лишь на перроне вокзала, когда мы станем садиться в разные поезда. Она — с тетей Зоей, я — с тетей Клавой. Там кругом будет полно народа, многие будут прощаться, и, наверное, этот момент пройдет не так трогательно, не так заметно и не так больно... Я положил мобилу на тумбочку дяди Юры и сказал как можно спокойнее:
— Связь классная, прямо как дома побывал! Мамка в шоке от радости! Даже говорить не смогла...
— Еще бы! Я, наверно, вообще в обморок грохнулась бы! — отозвалась Пашка. — А моя мамка, наверно, ничего еще не знает...
— А у вас телефон есть?
— Только обычный, домашний.
