дачу в Уборах. С целью обыска и... возможного задержания ее хозяина. Если подозрения подтвердятся. Только в этом случае, и никак иначе.
– М-да, ребятки... – Меркулов сел на первый попавшийся стул и пятерней взъерошил седые волосы. – Ох и не соскучишься с вами...
– Надо еще иметь в виду, – добавил Вячеслав Иванович, – что Фрадкин, дело которого прекращено по указанию свыше, как тебе известно, Костя, чего-то там очень серьезное сейчас спонсирует – в Питере, я имею в виду. Так что и этот факт нам тоже придется иметь... в виду.
– А при чем здесь Фрадкин? – поднял голову Меркулов.
– Своя шайка, – пожал плечами Грязнов. – Пойдут звонки с самого верху, не исключаю. Хотя этот Саломатин – вовсе не бывший член правительства, как его подельник – господин Фрадкин, а, скорее всего, и есть таганский авторитет по кличке Митяй, что нуждается в оперативной проверке.
– Ну так мы ж не будем пока поднимать дело о похищении Фрадкина? Верно? У нас ведь и подозрений таких нет... Митяй, значит? Ну-ну... Адрес-то хоть его известен?
– Пока нет, – ответил Турецкий.
– А надо, чтоб было «пока да», – сказал Меркулов, поднимаясь и словно загребая рукой. – Вячеслав и ты – пошли ко мне. Тут тяп-ляп никак нельзя...
– А это? – Грязнов с явным разочарованием показал на сейф.
– А ребятки, думаю, и без вас прекрасно справятся, – парировал Меркулов. – Справитесь ведь? – спросил он у Дениса.
– Еще как! – за всю команду сыщиков ответил Филипп Агеев.
Глава пятнадцатая
Прощание
И все-таки эта «девушка из лодочного сарая» была по-своему сумасшедшей. А уж что трудно управляемой – и говорить нечего. Александр так до конца и не смог понять, какие чувства ею двигали постоянно, а какие возникали словно бы спонтанно. Логики, во всяком случае, он не видел.
Ну, казалось бы, такая мелочь – посмотреть семейные фотографии, которых в доме наверняка не так много, найти ту, на которой, как она сама утверждала, были сняты двое друзей и партнеров, увеличенная копия которой висела, по ее же словам, на стене в гостиной, и привезти ее. Либо сунуть в конверт, написать адрес и бросить в почтовый ящик. Неужели трудно?
Нет, она извела полпленки в фотоаппарате, чтоб, по ее словам, получилось наверняка, сняла «картину в рамке» и так и этак и привезла Турецкому фотоаппарат вместе с пленкой.
– Сам проявляй, – сказала, – и печатай что и сколько тебе надо.
И приехала-то не куда-нибудь, а к проходной Генеральной прокуратуры, откуда и позвонила ему по внутренней связи. Мол, жду, выходи, Леопольд, подлый трус.
А Александр Борисович в эту минуту как раз выходил из кабинета, чтобы срочно идти к Меркулову, с которым накануне обговаривали все аспекты по поводу возбуждения уголовного дела по факту похищения гражданки Турецкой Ирины Генриховны с применением угроз насилия и так далее. Обсуждали также не менее важный вопрос – кто возглавит расследование, и остановились на кандидатуре Олега Николаевича Меньшова, старшего следователя, недавно переведенного из Московской городской прокуратуры в Следственное управление Генеральной. Ему и собирался теперь поручить это дело Меркулов, сам подписавший постановление на проведение обыска, а при необходимости, вызванной оперативными соображениями, и задержания гражданина Саломатина Д. С., проживающего в поселке Уборы, по улице Советской, в доме № 14. Олег, вероятно, уже приехал с Благовещенского, где размещалось Следственное управление, и они с Меркуловым, надо понимать, ожидали Турецкого. Договорились также, что Турецкий с Грязновым будут у Олега как бы на подхвате. Вячеслав ни за что не соглашался оставаться посторонним в этой акции.
Пришлось теперь пулей лететь к проходной, где ожидала красотка Эмма, переполненная желанием немедленно схватить его и увезти на Фестивальную улицу. И сбивчивые объяснения Александра о том, что у него экстренные дела, что ему в данный момент просто дышать некогда, что шеф наверняка уже поднял крик, потому что ждет его на срочное совещание, она восприняла по-своему – как очередной его повод отделаться от нее. Ага, и в прошлый раз – то же самое! Причем и способ-то он избрал довольно мерзкий, невнятный, немужской. Вот и тогда, в Гурзуфе... Напоминание было более чем неуместным.
– Ты еще пожалеешь, – шутливо, но с затаенной какой-то тревогой или печалью погрозила она ему пальчиком в тонкой перчатке. И, даже не потянувшись к нему губами, убежала к своей машине...
«Ну вот, интересно, а с чего ей быть, печали-то этой? Чего „девушке“ в принципе не хватает в жизни? Просто еще немного изворотливости и вообще весь мир у твоих прелестных ног...» – так думал Турецкий, бегом поднимаясь по лестнице, потому что Костя уже наверняка рвал и метал.
А впрочем, откуда ему, научившемуся все четко и строго раскладывать по соответствующим полочкам, было понять женщину, главное преимущество которой в отсутствии всякой логики? Ведь железная логика, особенно присущая людям его профессии, обычно крайне эгоистична, поскольку самодостаточна, как вещь в себе. «Ничего, перебесится... перебьется», – к такому окончательному выводу пришел он с высоты своего понимания.
Но все эти мимолетные мысли немедленно заслонила куда более важная: пока тут суд да дело, надо срочно переправить отснятую Эммой кассету к Славке, чтоб ее быстренько проявили и отпечатали снимки. Интересно, чего она там наснимала?..
Костя в самом деле был сердит, ибо телефон в кабинете Турецкого не отвечал, а Клавдия Сергеевна в недоумении разводила руками: только что был – и вдруг исчез.
А речь шла о том, что положение Александра Борисовича в данном расследовании весьма проблематично. В том смысле, что он вообще не имел права в нем участвовать по закону. Но ведь и соединять в одном производстве дела, связанные с провокацией, устроенной Рустаму Гусарову и с похищением Ирины Генриховны, а уж тем более с прекращенным по указанию московского прокурора Прохорова делом о похищении Фрадкина и аферы с десятком миллионов, никто сейчас не собирался. Таким образом, господин Саломатин мог официально интересовать Александра Борисовича лишь как один из фигурантов, проходящих по делу Гусарова. Это в том случае, если его участие в организации нападения на следователя еще будет доказано. Вот чем и может быть оправдано присутствие Турецкого при обыске в Уборах – но не больше. Все остальное – заботы Меньшова и Грязнова.
Словом, начали обговаривать план уже конкретных мероприятий.
Чтобы не попасть впросак, в Уборы надо немедленно направить оперативников для выяснения местонахождения господина Саломатина. Задействовать в операции сыщиков Дениса Грязнова не получится. Во-первых, свою работу они уже сделали – джип отыскали, а во-вторых, сотрудники «Глории», уже больше из уважения к Александру Борисовичу и чтобы поставить на деле жирную точку, в настоящий момент ищут гараж Сафиева, где – не исключено – может находиться и машина Рустама. А почему нет? Папа подарил, пусть папа немного и раскошелится. А Хасан Гусаров – человек небедный. Вот поэтому в Уборы и должны отправиться именно Славкины сыщики, так как обыск необходимо проводить обязательно в присутствии самого Саломатина. И когда уже процесс пойдет, вот тут и подъедут Турецкий с Ириной Генриховной, которой будет предоставлена возможность назвать имя и отчество человека, продержавшего ее взаперти целую ночь. А пока у Александра Борисовича оставались две проблемы – одна личного порядка, другая – все по тому же делу Гусарова. Надо было сорвать в буквальном смысле Ирину с занятий, и не меньше чем на полдня. Что весьма чревато – с ее-то характером и обязательностью! И кроме того, истекал срок, отпущенный Турецким Николаю Сафиеву. И тут уже он не собирался проявлять к подследственному никакого снисхождения...
Пока заседали у Кости, Клавдия Сергеевна отправила курьера на Петровку, 38, со срочным заданием Александра Борисовича. И когда Турецкий вернулся наконец в свой кабинет, чтобы позвонить и предупредить Ирину, а после мчаться в Бутырки, раздался звонок от Грязнова:
– Саня, я сперва не понял срочности твоего заказа, но мне сейчас принесли картинки... Саня, это нечто! Если бы, к примеру, вдруг адвокаты тех больших боссов взялись доказывать, что их клиенты между собой находятся в состоянии судебного противостояния, я бы и боссов, и их адвокатов закатал бы на такой срок,
