кто его кормит. Ну, это в общем-то было понятно. А что не договорились, так, может, не с того боку подошли? Поперли танком, а следовало с умом? Конечно, нетрудно было бы и переиграть ситуацию по новой, свести того же Рожкова – Рога с его бывшим комбатом Сипой, авось теперь-то договорились бы. Но это – если б знать! Да и Сипа под рукой тогда не оказался, выезжал куда-то со своей ответственной миссией. А с братвой Рог базара не принял, послал подальше, чем и кончилось. Уперся, короче, рогом.
Но Сипа не был бы Сипой, если б упустил последний шанс. Узнав о неудаче с вербовкой Рожкова, подумал, что еще не все потеряно, а мужиком Рог был все-таки толковым, что не раз доказывал в том же Афгане. И – пожалел. Предупредил, веря в то, что тот поймет и окажется благодарным. Сам сделает шаг навстречу. Нехорошо получилось: Рог теперь схлопотал по кумполу и, судя по всему, протянутой руки не примет. Его характер тоже был известен Сипе. Значит, какой выход, если уже практически засветился? Да самый примитивный – убрать упрямого Рога. Вон ему и охрану приставили, и сыскари окружили со всех сторон. А ну как расколется? В общем, предстояло Рога списать как неудачу.
Сиповатый не стал светить своих, у Борова было достаточно пехоты, которой не жалко пожертвовать. Так и договорились, что Боров сам даст, кому надо, команду, а Сипа отойдет в сторону. В крайней ситуации поможет. Дело-то, в сущности, простое. Нашли раздолбая, дали не засвеченный ствол, сказали кто и где. И надо же случиться тому, что раздолбай именно им и оказался: и задания не выполнил, отчего, вероятно, и напугал и разозлил Рога, которому теперь-то уж терять было нечего, и сам засветился – кто ж на дело-то с собой ксиву берет? А сведения об этом уже к вечеру того же дня сообщил Джамалу Теймур, имевший своих людей и в центральном, и в областном региональном управлениях по борьбе с организованной преступностью. Cлучай ведь в самом деле из ряда вон! И факт, как ни таи, выплыл.
И пошло по лесенке вниз. Джамал – Борову, тот – Сипе, ну а Сипа – обратно: мол, не умеете, не беритесь! И начался базар.
Дошло и до Марата, наконец. Как же, старший брат обязан быть курсе! А вот Марат-то Джафарович как раз и находился в прямом смысле на распутье. Не знал, что предпринять.
Делать вид, что ничего не произошло и ему ничего не известно, глупо. После нескольких весьма неприятных разговоров с Каманиным, состоявшихся буквально на днях, тот, совершенно естественно, воспримет и взрыв его машины, и покушение на шофера, как акцию, организованную братьями Багировыми. Кем же еще!
Мчаться к Егору домой с соболезнованиями и радостью, что бомба того не достала, еще глупей.
Но почему?
Марат несколько раз задавался этим неожиданным вопросом и пока не находил твердых возражений. Действительно, разве нельзя списать акцию на тех же бывших «афганцев»? И целью их указать, к примеру, Рожкова? И пусть выглядит так, будто это чья-то месть вовсе не Каманину или акт его устрашения, а совершенно конкретные действия, предпринятые против водителя заместителя министра. А за что, за какие грехи? Вот давай и спросим его самого. Если он пожелает ответить. А что, не худший вариант. На безрыбье, как говорится...
И Марат решился. Да иначе было бы неверно и понято: служили – дружили, а как одного коснулась беда, второй отошел в сторону? Кто ж поверит в искренность отношений?
Марат Джафарович, зная, что Егор Андреевич уже второй день не выходит на службу, что, по сведениям от врачей, у того чуть ли не предынфарктное состояние, позвонил Елене Сергеевне, супруге Каманина, и стал объяснять, что вчера не хотел беспокоить, тем более что о происшествии вся Смоленка гудит, а вот теперь хотел бы навестить старого товарища и любимого начальника. Как на это посмотрит Егор Андреевич?
Та побежала спрашивать, а вернувшись к трубке, сказала, что Егор чувствует себя значительно лучше и собирается уже завтра ехать на работу. Но если Марату Джафаровичу уж прямо так не терпится засвидетельствовать свое почтение, что ж, он готов принять его. Но – ненадолго.
Положив трубку на место, Марат задумался. И было над чем.
Нет, конечно, вряд ли это была ловушка со стороны Егора. Но все равно, ухо с ним надо держать востро. И ни слова лишнего, если, разумеется, он сам не заговорит. А он же наверняка заговорит! Ему надо знать, чем закончилась миссия Теймура. О чем договорились с Назри-ханом. Что конкретное предлагает Разыков. Сроки захочет узнать. Наверняка заинтересуется маршрутами, хотя к нему oни ни малейшего отношения не имеют, это все заботы того же Теймура и его бывших коллег из государств Центральной Азии, как они ceбя ныне гордо именуют. Это все техника дела, к которой «теоретик» Kaманин не должен и близко подходить. Во имя собственной же безопасности. И так было. Пока ему вдруг не показалось, что его обманывают партнеры. Пользуясь его именем, его связями и контактами, обделывают за его спиной свои делишки. И еще на слишком высокий процент намекают.
Не хотел углубляться в эти дебри Марат, но сам факт привлечения новых сил, проработки и мгновенных изменений маршрутов доставки товара на фоне ужесточившейся деятельности пограничных, таможенных служб, пробудившейся активности органов безопасности и милиции, требовал вложения все больших средств, которые далеко не всегда теперь оправдывают себя. Каманину же, видимо, все еще снятся прекрасные времена необъявленной афганской войны, когда товар можно было перевозить в чем угодно и без всякого досмотра, да хоть и в тех же гробах так называемого двухсотого груза. Увы, обстановка изменилась, а полученные азиатами суверенитеты пробудили и непомерные до сей поры аппетиты местных чиновников. И с этим, к сожалению, тоже приходится сейчас считаться, Егор же живет словно в прошлом веке. Хотя оно действительно так. И объяснений не принимает.
Ну что ж, может, угроза подействовала?
В любом случае Марат Джафарович решил вести себя максимально осторожно и не давать повода для обострения. Ничего не знаю, не ведаю, сам поражен до глубины души, могу только строить предположения, но они крайне нежелательны, ибо могут потянуть за собой опасный груз неучтенных в свое время ситуаций...
...Каманин болел, или ловко делал вид, что ну прямо-таки разваливается, лежа на широкой, застланной настоящим персидским ковром тахте под шотландским клетчатым пледом. А на стене, на отлично выделанной шкуре снежного барса, скрестили свои сверкающие лезвия подлинные арабские сабли с потемневшими серебряными эфесами, усыпанными бирюзой.
На темени Егора примостилась обыкновенная резиновая грелка, набитая льдом. И вид был просто несчастный.
Слабо пожал протянутую руку. Вялым жестом показал на придвинутое к тахте глубокое кресло, затянутое настоящим китайским шелком Уж в этих-то вещах Марат знал толк. Рядом на тахте валялась полированная круглая пластина темно-зеленого нефрита, которую Егор время от временя подносил к вискам, следуя советам каких-то древних мудрецов.
– Ну что там у нас? – спросил так, будто готов был сию же минуту испустить последнее дыхание, и продолжал, как бы не собираясь слушать ответ на свой вопрос: – Леночка, душа моя, человек же с работы! Голодный, усталый... Принеси чего-нибудь закусить и рюмочку налей. Тебе чего, Маратик?
Сказал-то он жалобно-ласково, как в далекие уже, прежние годы, а глаза его, успел заметить Марат, остро сверкнули из-под кустистых нависших бровей. Артист!
– Я не против рюмочки коньячку, Егор Андреевич. Да, кстати, слышал, что, к примеру, даже в вашем состоянии одна рюмка никогда не повредит. Верьте слову.
– Ну разве что за компанию. Леночка, и мне уж захвати, уговорил Маратик-то...
Выпив рюмку, заметно взбодрился. Или забыл играть дальше умирающего лебедя. Даже сел, подтянув плед. И грелку отложил в сторону. Спросил, проницательно глядя прямо в глаза Марата:
– Ну так что скажешь? – Вопрос прозвучал делово и сухо. Даже с почти неприметной угрозой. Дипломатически прозвучал.
И Марат Джафарович решил отыгрывать второй вариант. Отморозков.
– Благословляю случай и благодарю Аллаха, – с легкой шуткой ответил он, – что вы не успели спуститься в машину. Это же просто черт знает что! – воскликнул темпераментно. – Честно скажу, Егор Андреевич, я никогда особенно тепло не относился к вашему шоферу Ну... понимал, конечно, из наших, я имею в виду прошедших Афган. Этих парней всегда жалко – сдвинутые по фазе, как говорится, плохо устроенные. Вот они и... чудят, извините за выражение.
– Не понял, – нахмурился Каманин. – Ты чего, Володьку, что ль, подозреваешь?
