– Он лет пять назад в Генеральной работал следаком. Недолго. Ушел не то в адвокаты, не то в собственный бизнес. Но это я уточнить смогу. И если жив-здоров, встречусь и поспрашиваю. Знакомство наше шапочное, но все же...
– Добре, – на хохляцкий манер порадовался Грязнов. – Я по линии МУРа с утра интересовался. Опер, который эти дела вел – Подушкин такой, – тоже уволился уже... Текучка кадров, чтоб ее!.. И в последнее время усилилась. Нормальный человек – обыватель, которому нужно и денег заработать, и с семьей побыть, – наших условий терпеть не хочет. Ну ладно, мы с тобой не бедствуем – генеральские погоны все- таки кормят. А мне – холостяку – вообще много ли надо? А молодежь? Зарплата опера сегодня – с учетом звания и выслуги – ну от десяти до четырнадцати тысяч рублей, да? То есть не выше средней по Москве за прошлый год. Мосгорстат насчитал тринадцать семьсот где-то. Но уже в этом году цифра переваливает за девятнадцать тысяч. То есть я могу, отпахав смену у станка или за прилавком, отправиться к жене и детям, сходить с ними в зоопарк или музей, выпить пива или купить бутылочку вина на ужин... Кто же согласится вместо этого по ночам рыться в архивах или носиться с пистолетом за убийцей, рискуя самому нарваться за углом на заточку, а то и на пулю? Без выходных и проходных, еще и получая за это меньше?..
– Ну, положим, у станка ты заработаешь свою десятку, вряд ли больше. А за прилавком ларька, если у хозяина-кавказца не своруешь, и того не получишь, быть может. От выручки ведь зависит. А если на воровстве попадешься, тебе не позавидуешь. – Александр Борисович исподлобья взглянул на Грязнова. – Все эти цифры как «средняя температура по больнице».
– Но люди бегут все равно, – Вячеслав Иванович не согласился, хотя и улыбнулся, вспомнив анекдот, на который намекал Турецкий. – Остаются такие же придурки, как ты, Саня. Для которых дело дороже покоя и зарплаты.
– Сам такой же урод, – шутливо огрызнулся Александр Борисович, разглядывая фотографии распотрошенного Центра Вернадского.
– Именно, – кивнул милицейский генерал. – Мы уроды и есть. Лохи и лузеры. А есть победители. Те, кто сумел «правильно» организовать жизнь. У них недвижимость на Лазурном берегу и счета в Швейцарии. А потом приходят в прокуратуру простые граждане Асафьевы с Галаевыми и жалуются, что кто-то в органах берет взятки...
– Брось, Слав, не ерничай. Ты же сам понимаешь прекрасно, что «Чапай» не брал. Но игнорировать заявление граждан, будь они трижды олигархи, мы не вправе. Получат они ответ, чего уж... Погляди-ка сюда лучше. Вот на снимке убитый вохровец. А вот – раненый. Сержант. Он выжил? Показания дал?
– Там дальше есть об этом. Виноградов убит на месте. А раненый – сержант Ильин – списан по инвалидности. Да только следствию он помочь ничем не мог. Потеря памяти.
– Вообще все забыл?
– Все, что касается налета. Провал. Защитная реакция психики. Такие случаи медицине известны.
Турецкий на секунду задумался.
– Так ведь медицине известно и то, что память через некоторое время может и вернуться...
– О! – поднял указательный палец Грязнов. – Я понял, Сань. Все сделаю.
...Сидевший за столом клерк поднял голову со словами:
– Здравствуйте. Извините, но мы пока еще не... И осекся.
– Здравствуйте, Миша. – Турецкий улыбался, довольный произведенным на Черешева впечатлением. – Не ожидали?
– Конечно, не ожидал, – честно признался бывший следователь. – Вот так, запросто, увидеть живую легенду... Здравствуйте, Александр Борисович.
– Хорошо устроились вы тут, а? – Турецкий взглядом обвел офис.
Рабочий день еще не начался, и из сотрудников только Черешев уже был на месте. Охранник, взглянув на «корочки» Турецкого, пропустил следователя внутрь конторы, указав нужный кабинет. На четырех массивных столах, достаточно просторно разместившихся в недавно отремонтированном помещении, стояли новенькие жидкокристаллические мониторы. В углу – огромный цветной копир. У всех работников – новенькие телефоны и отдельные аппараты конференцсвязи. По стенам, придавая бюрократическо- технократическому стилю офиса домашний уют, висели кашпо с вьющейся зеленью.
– В Генеральной такого нет, – усмехнулся Турецкий.
– Полагаете, я сюда за этим ушел? – Черешев подбородком кивнул на вазу с цветами. – Или за бабками?
– Свят, свят! Я ничего не полагаю, Миша. Даже если и за этим, осуждать тоже не собираюсь.
– Спасибо, Александр Борисович, – бывший сотрудник Генеральной прокуратуры вздохнул с облегчением. – А то, знаете, мне до сих пор неловко. Я и знакомых-то старых избегаю: все кажется, что они во мне предателя видят. А я не за длинным рублем, правда. Просто так сложилось – все один к одному: мать заболела тяжело, жена с работы ушла, да и вообще, в семье вечный напряг... Выбора не было.
– Я понимаю, не переживайте, Миша. Каждый вправе решать свою судьбу сам. А мужчина должен кормить семью. А тут лучше? И почему вдруг медицина?
– Ну не медицина, а только оборудование. Неплохое, между прочим. Добротный европейский уровень, хотя и не высшей ценовой категории. Вейнманн, Шиллер, Реда, Стерис, Спенсер... Мне не стыдно за поставляемую нами продукцию. Такую бы во все наши больницы...
– А в прокуратуре было стыдно? – Турецкий поднял брови.
– Случалось. Чаще – гордость, много реже – стыд. Зато перед женой часто стыдно бывало, за то, что минуты лишней для нее не находилось...
– Знакомо. А как вы вообще в торговле оказались, Миша? Ведь вроде бы в адвокаты хотели податься?
– Да я в фирму сначала как бы юристом пришел. А потом увлекся... – Он примолк на мгновение. – Но ведь вы не затем сюда пожаловали, чтобы моими скромными делами интересоваться, правда?
– Именно вашими делами, – улыбнулся Турецкий. – Правда, давними.
– А, вот оно что! Спрашивайте. Впрочем, у меня и дел-то громких не было. Это вы были нарасхват. Мне молодому вас как-то в Мраморном зале показали во время коллегии: гляди, мол, сам Турецкий...
Александр Борисович широко улыбнулся. Ему показалось забавным ощущать себя собственным портретом.
– Да ладно вам! Тем более дело, которое меня интересует, вы вели еще в Ленинской прокуратуре.
Черешев присвистнул:
– Надо же, куда вас занесло! И какое конкретно?
– Центр Вернадского.
– Опаньки! И вы?
Тут Александр Борисович был удивлен не меньше, чем Черешев его визиту.
– Не понял. А кто еще?..
– Шаров. Раз вы интересуетесь, значит, в курсе. То есть это сын директора Центра, убитого вскоре после налета. Он долго нас в покое не оставлял. Похоже, не смирился с тем, что мы бандитов отыскать не смогли. И пытался разобраться сам. Неужели ему что-то удалось?
– А вы не знаете? Наверное, удалось, потому что полгода назад он застрелен в собственной квартире.
Черешев помрачнел. Некоторое время машинально перекладывал с места на место папки на столе.
– Вот же черт! Предлагал я ему, если появились новые свидетельства, написать прошение о возобновлении дела. Категорически не захотел... Постойте, но... А с Вадимом Ивановичем что?
– А кто это?
– Ага. Кое-чего даже вы не знаете. Приходил ко мне от Шарова мужик прошлой зимой. Простой, как угол дома. Геолог, с характером весьма вздорным. Начал бочку катить: плохо, мол, мы следствие провели. Поэтому и гуляют убийцы, мол, на свободе...
– А почему, собственно, так случилось? – перебил Турецкий.
– Вы же материалы дела видели, – поморщился Черешев. – Организовано безупречно. Двери вскрыты без следов взлома. Ни единого отпечатка. Свидетелей нет. Всего лишь два «прокола»: посчитали Ильина мертвым и перчатку окровавленную бросили. Или забыли...
– Да, – кивнул Александр Борисович. – Тут им крупно повезло.
