совсем уехал. Надо в университете уточнить.
– Почему он прячется? Он был хорошо осведомлен о ваших семейных делах?
– Да. Он подсказывал отцу, опираясь на милицейский опыт, помогал выяснять какие-то детали через бывших сослуживцев. В общем, знал все, что знал отец. Только документальных свидетельств на руках не имел. Все было у отца в сейфе. Он и мне помогал, как мог. Только я не о расследовании мечтал, а о мести. А после того как Артур разбился, мне уже ничего не хотелось. И мы с Вадимом Ивановичем виделись редко. Кстати, именно он мне сообщил незадолго до отъезда, что дело о гибели Асафьевых направлено на дознание. И даже фамилию вашу назвал... Мы ведь однажды с вами уже встречались.
Перед глазами Турецкого всплыло летнее кафе в пелене дождя и пристальный взгляд молодого человека за столиком...
– Так. А я все мучаюсь. Лицо ваше мне знакомо, а где видел, вспомнить не могу. Значит, анонимки...
– Точно. Я ведь тогда все для себя решил. Но я еще не знал, что Марина станет мне так дорога. И я испугаюсь ее лишиться.
– То есть вы хотели быть уличенным в преступлении?
– Не хотел. Но собирался. Мне было важно, чтобы вы не бросили дело, как поступили прежние следователи. Понимаете, когда Артура с Ариадной не стало, я отказался от мщения. Я ненавидел убийц, но в погоне за справедливостью сам стал убийцей. И не вправе теперь никого судить, кроме себя. А люди судить меня вправе. Меня, а не Макарыча... Но материалы отца я хотел отдать в надежные руки.
– Почему нельзя было просто принести их в прокуратуру самому?
– Это все равно что признаться: я травил Асафьева.
– Но вы сейчас делаете то же.
– Нет. Это вы меня нашли. И вынудили признаться. Вышло как нельзя лучше.
– Из-за Марины?
Павел пожал плечами: понимайте, мол, как знаете...
Глава 12 ДЕЛА ДНЕЙ МИНУВШИХ И НЫНЕШНИХ
– Что в университете, Галочка?
– Есть кое-что, Сан Борисыч. Вадимов Ивановичей там вообще всего два. Один – старенький завхоз на факультете – с Шаровыми никак не связан. А вот второй, преподаватель Афанасьев, говорят, с академиком был довольно близок. И хотя он уволился из педагогов в начале года, досье на него сохранилось. В отделе кадров у них порядки круче, чем в ФСБ.
Турецкий усмехнулся:
– И?
– И из анкеты, которую он заполнял, я все про этого подозрительного типа узнала. Он из профессиональных военных. Окончил училище в Ленинграде и уехал служить в Улан-Батор. Но был уволен за дискредитацию звания офицера. Несмотря на это, пристроился в милиции...
– Откуда опять был уволен со скандалом, – улыбаясь, продолжил начальник.
– Как вы догадались?
– Я не догадался, Галь. Я знаю. Ты же знаешь, что я всегда все знаю. Даже то, что он остался при институтской геологической экспедиции и сейчас прохлаждается в Самотлоре. Не знаю только, когда экспедиция должна вернуться.
– Через месяц.
– Долго, – закусив губу, заметил Александр Борисович. – Знаешь что? После совещания придется тебе к ним еще разок сгонять. Я повестку ему выпишу и запрос в кадры от прокуратуры. Пусть они его из командировки отзовут. Здорово он нам нужен, этот Афанасьев.
– Так-так, – смекнул Поремский, не присутствовавший на вчерашнем допросе. – Разговорился, значит, потомок академиков?
– Ага. – Турецкий кивнул и обратился к Яковлеву: – Володя, возьмешь понятых и с Шаровым съездишь на его арбатскую квартиру. Он нам дневник отца передает...
Дверь распахнулась, и в кабинет решительно вошел улыбающийся Грязнов.
– Чудеса бывают, Саня!
Квартиру Ильина отыскать оказалось непросто. За стеклянными громадами оказались старые московские дворики, где сам черт ногу сломит. Двухэтажные домики, где на одной площадке квартиры пять и двенадцать, номер один почему-то под чердаком, а семь – в полуподвале. Грязнов раза три обошел вокруг строения, пока не заметил заветную десятку почти на стыке стены и высокого кирпичного забора.
Позвонил.
Открыл дверь худой бородатый мужчина с желтым лицом, которому можно было дать и двадцать, и пятьдесят лет.
– Здравствуйте. Чем могу?
– Добрый день. Мне нужен Григорий Сергеевич Ильин.
– Перед вами.
– Меня зовут Вячеслав Иванович Грязнов. Я из милиции. – Грязнов раскрыл служебное удостоверение. – Разрешите войти?
Ильин внимательно оглядел «корочки».
– Настоящий генерал? Повезло мне, сподобился наконец. Заходите. Участкового не пускаю.
Однако с места не сдвинулся, загораживая дверной проем.
– Не любите милицию?
– А за что? Грязнов хмыкнул:
– Да особенно не за что, конечно.
Гриня ухмыльнулся в бороду и посторонился.
– Люблю веселых генералов. Проходите, чего уж. Только, извините, обстановочка у меня не генеральская..
Квартира была очень бедной. Выцветшие обои. Старая, рассохшаяся мебель. Бабушкины покрывала на тахте и дырявом кресле. Протертая скатерть на колченогом столе. По стенам – старые, пожелтевшие фотографии. У стены этажерка, очень похожая на ту, которая стояла в спальне еще у мамы Вячеслава Ивановича. На фоне этой аккуратной ветхости явно чужеродно смотрелись и японский кондиционер, и мощный аэратор, и ноутбук, подключенный к огромному плоскому монитору.
– Да, все деньги на это и уходят, – ответил Григорий на незаданный вопрос. – Инвалид я. С одним легким живу. И с головой нелады порой, особенно в непогоду, но таблетки помогают.
– Это после ранения? В Центре имени Вернадского?
– Вы за этим пришли? Что же так поздно-то? Оправдываться Грязнову не хотелось, и он сменил тему:
– Вы работаете? Или на пенсии?
– И то и другое. На пенсию по инвалидности мне не выжить. У меня случился ателектаз легкого, спадение легочной паренхимы, поскольку бронх перебит пулей. Делали операцию, но что-то не заладилось. И схлопнувшееся легкое пришлось удалить. Второе приходится беречь как зеницу ока. Вот создаю микроклимат, – Ильин махнул рукой в сторону кондиционера. – Стараюсь не простужаться. Даже рабочее место организовал дома.
– А работаете кем?
– Веб-мастером. Сайты леплю заказчикам. Раскручиваю их в сети. Тем и живу.
– И этого на вот это хватает? – Вячеслав Иванович покрутил головой.
– Да. А на ремонт уже нет. Но я не жалуюсь. Мне нравится, что я ни от кого не завишу. А еще – за это не убивают.
– Что же произошло тогда?
– Нападение. Но не штурм. Очень тихо они прокрались. Может быть, мы бы только во время планового обхода кражу обнаружили. А может, вообще не обнаружили бы до утра. Я так ничего не слышал, это Михалычу что-то почудилось.
– Напарник?
– Да. Миша Виноградов. Вообще нас по инструкции должно было быть человек пять или семь. Но, сами
