сказать, больше, чем четырнадцать, просто некоторых удалось спасти, так вот, между потерпевшими нет никакой связи, препараты они все принимали разные – в зависимости от ситуации, от конкретного недомогания, но самые распространенные. У кого-то желудок болел, кто похмельем маялся, у кого давление поднялось, а у кого и температура. Вот скажи: что у тебя в домашней аптечке имеется?
Турецкий почесал в затылке, задумавшись:
– Ну коньяк там точно отсутствует, а так самое обычное: аспирин, анальгин, ношпа, что-то от кашля, что-то в нос капать, витамины для растущего организма нашего ребенка, что-то от гриппа. Да плюс все эти рекламируемые нонче средства – от живота. Ирина на них запала, как в рекламе велено: когда поешь жирного да вкусного – выпей таблеточку мезима, и все отлично усвоится. Я-то таблетками не особо увлекаюсь... Так, самый типичный набор от случайных хворей, ничего специфического.
– Вот-вот, и я о том же: те таблетки, что послужили причиной отравления двух десятков людей, тоже ничего специфического не представляли. Анальгин да аспирин в основном. Причем производители у них от Белгорода до Гамбурга, даже тут не подкопаешься. Но есть и объединяющее начало: все эти таблетки – как отечественные, так и зарубежные – поставлялись в столичные аптеки фирмой «Реливер». Причем поступали они на Центральную аптечную базу, а оттуда уже распределялись по городским аптекам.
– А там ты пробовал копать – в ЦАБе? Может быть, дело в неправильном хранении? – спросил Турецкий, припоминая, где в деле об убийстве Голобродского фигурировал ЦАБ.
– Проверял. Там все чисто: выполнение правил хранения под контролем, все нормы соблюдаются, да и препараты на базе не задерживаются, точнее, не хранятся – там просто перевалочный пункт. Так вот, начал я выяснять, что же это за фирма «Реливер», который руководит некто Артур Николаевич Руденский, и выяснилась следующая любопытная деталь, что как раз в самое ближайшее время проводится некий – разумеется, негласный – тендер. То есть, официально он не объявлен, а этакий междусобойчик, между медицинскими чиновниками: какой фирме отдать наилучший государственный контракт. И дело идет ни много ни мало о пятистах миллионах, обрати внимание, условных единиц, то бишь долларов. Потому что в нашей стране до сих пор удобнее все считать на доллары, в рублях такую сумму и вовсе трудно озвучить.
Различные поставщики (а не производители, что любопытно) борются за то, чтобы получить эксклюзивные права на снабжение медикаментами города-героя Москвы. Сам понимаешь, из федерального бюджета на здравоохранение выделяются суммы со многими нулями, и торговля медикаментами не последняя статья дохода. Для этих целей выделяется ежегодно порядка двух миллиардов тех же вечнозеленых долларов. К тому же списки льготных препаратов, а также списки тех самых, для кого они предназначены, постоянно сокращаются. После этой самой монетизации стало очень выгодно поставлять лекарства. Цены полетели вверх...
– Очень интересно! – Турецкий даже привстал. – Погоди секундочку!
Александр Борисович встал из-за стола, вышел в прихожую, нашел в своей куртке мобильный телефон и набрал номер:
– Галина! Добрый вечер! Турецкий беспокоит. Не могла бы ты уточнить – фигурирует ли в нашем деле Артур Николаевич Руденский и его фирма «Реливер», которая занимается фармацевтическими поставками?.. Да... да-да, спасибо... Очень прошу тебя, отзвонись, если хоть где-то мелькали... Фирмами у нас как раз ты занималась, кому, как не тебе, знать.
После чего Турецкий вернулся к столу, щедро плеснул коньяку – себе и собеседнику:
– Ты извини, Володя! Мысль у меня одна появилась, настолько мы рядом ходим, что захотелось проверить тут же, не отходя от кассы.
– Да конечно! – согласился Поремский. – Как я понимаю, вы сейчас убийством в прямом эфире заняты?
– Точно так! Причем, что интересно, убитый пенсионер и ветеран как раз проводил самодеятельное расследование о махинациях в нашей аптечной системе. Если ты помнишь, он в эфире немало фамилий тех самых высокопоставленных чиновников назвал.
– Да, слышал об этом! Только вот нужных мне людей вниманием обошел.
– А кто у тебя кроме Руденского?
– Дело в том, что вышел я аккурат на заместителя министра здравоохранения – Анатолия Васильевича Мясникова. Именно он лоббировал интересы Руденского, и похоже на то, что их связывают давние отношения. Вчера он меня отказался принять. Повестку замминистра не пошлешь – вот я и пришел к тебе посоветоваться, как же мне его допросить?..
10
Разумеется, о своих отношениях с семейством Тоцких Корневич рассказал не все. Тогда – во время их загула с Германом по столичным клубам – Владимир впервые попал к нему домой, где и познакомился с Анастасией Сергеевной. Простой деревенский парень, которого годы в казарме совсем не облагородили, просто обалдел, встретившись с такой великосветской дамой, какой ему привиделась Тоцкая. Он даже простил Герману детское вранье о том, что его мать актриса, а папа космонавт. Володя совсем растерялся – от их роскошно обставленной квартиры, от участливого отношения к нему со стороны матери товарища. Ему вообще не верилось, что эта прекрасная дама – мать Герки. В деревне он привык к тому, что матери его ровесников уже к тридцати пяти годам превращаются в старух от тяжелой работы и от не менее тяжелой жизни с вечно пьющими мужьями.
Корневич чувствовал себя неуклюжим медведем, боялся что-то разбить, сломать, ляпнуть какую-то явную глупость или пошлость. Обливаясь от смущения потом, пил ядовито-зеленый ликер из крохотных рюмочек, необдуманно согласился на незнакомый ему напиток виски, обрадовался большим бокалам, гордо отказался ото льда и содовой, закусывал прозрачными лимонными дольками и практически сразу напился.
Самое страшное состояло в том, что проснулся Владимир в постели с Анастасией. Обнаженная роскошная женщина с длинными золотистыми волосами обнимала его во сне – и руками, и ногами, – прижималась так откровенно, что никакого сомнения в их ночных занятиях у Корневича не оставалось. Причем они не были прикрыты никаким одеялом, а влажные простыни были сбиты в комок у них в ногах. Почувствовав его пробуждение, Анастасия пробормотала спросонья:
– Ну ты и зверь! – И, покрепче обняв, куснула его за шею.
Обмирая от стыда, Владимир намеревался ретироваться немедленно, но был застигнут Германом, который так не вовремя заглянул в материнскую спальню.
Вместо того чтобы возмутиться, прогнать товарища детских шалостей пинками из дома или излить свой праведный гнев как-то иначе, Герман оглушительно захохотал. Тут и Анастасия проснулась окончательно – посмотрела внимательно на сына, потом перевела сонный взгляд на Корневича и произнесла:
– Герка, пошел вон! А ты поцелуй меня, Володенька!
После чего уснула обратно, не выпуская из своих рук Корневича.
Но Герман и не думал идти вон, он шепотом сказал Корневичу:
– Вставай, дружок! Пойдем обмоем твое боевое крещение! Ишь как в тебя старуха вцепилась!
Владимиру больше ничего не оставалось делать, как осторожненько выбраться из объятий Анастасии. В красном полумраке спальни, который был искусственно создан плотными шторами, он никак не мог разыскать свою одежду. Чертыхаясь, все же нашел брюки, но обнаружил, что они распороты по шву – вдоль ширинки и ниже, – плюнул, замотался в мятую простыню наподобие римского патриция и отправился вслед за Германом.
Тот ждал его на просторной кухне с уже налитым виски в двух низких бокалах толстого стекла. Заметив смущение Владимира, Тоцкий опять оглушительно захохотал:
– Не дрейфь, Володька! Не ты первый, не ты последний! Но мамаша меня удивила, конечно, – так быстро охомутать бравого офицера!
Корневич пристыженно молчал. А Герман уже тянул ему виски, предлагая чокнуться.
– Ну его к черту – это ваше виски! Водка в этом доме имеется или как? – наконец-то подал голос грубоватый Корневич.
– Ах водочки захотелось с утра? Хорошо начинаешь! – продолжал глумиться Герман.
Тем не менее встал, пошел к холодильнику, достал литровую бутылку «Финляндии» и, выплеснув дорогой виски из бокала прямо в посудную мойку, щедро плеснул в пузатый бокал водки. До краев. Корневич
